Из моего прошлого, 1903–1919 годы. Часть 3 - [25]

озабочивает его.

Мы все, разумеется, последовали его приглашению, и, когда с уходом канцелярии остался один Управляющий делами Совета, сын покойного Плеве, Николай Вячеславович, пользовавшийся его полным доверием - и притом совершенно справедливо, - Столыпин просил всех нас высказаться откровенно не считаем ли мы своевременным поставить на очередь вопрос об отмене в законодательном порядке некоторых едва ли не излишних ограничений в отношении евреев, которые особенно раздражают еврейское население России, не внося никакой реальной пользы для русского населения, потому что они постоянно обходятся со стороны евреев, - только питают революционное настроение еврейской массы и служат поводом к самой возмутительной противорусской пропаганды со стороны самого могущественного еврейского центра - в Америке. Притом Столыпин сослался и на пример бывшего Министра Внутренних дел Плеве, который, при всем его консерватизме, серьезно думал об изыскании способов к успокоению еврейской массы, путем некоторых уступок в нашем законодательстве о евреях и принимал даже незадолго до его кончины некоторые меры к сближению с еврейским центром в Америке, но не успел в этом, получивши весьма холодное отношение со стороны главного руководителя этого центра, - Шифа.

Он добавил к этому, что до него с {237} разных сторон доходят сведения, что в настоящую минуту такая попытка может встретить нисколько иное, более благоприятное отношение, если предложенные нами льготы будут иметь характер последовательно проведенных мероприятий, хотя бы и не отвечающих признаку полного еврейского равноправия. В его личном понимании было бы наиболее желательно отменить такие ограничения, которые именно отвечают потребностям повседневной жизни и служат только поводом к систематическому обходу законов и даже злоупотреблениям низших органов администрации.

Первый обмен взглядами среди Министров носил в общем весьма благожелательный характер. Никто из нас принципиально возражений не заявил, и даже такие Министры как Щегловитов отозвались, что было бы наиболее правильным, не ставя принципиального вопроса о введении у нас еврейского равноправия, приступить к детальному пересмотру существующего законодательства, вносящего те или иные ограничения, и обсудить какие именно из них можно отменить, не вызывая принципиального же возражения с точки зрения нашей внутренней политики.

Несколько более сдержан был только Государственный Контролер Шванебах, как всегда в довольно неясной форме заметивший, что нужно быть очень осторожным в выборе момента для возбуждения еврейского вопроса, так как история нашего законодательства учит нас тому, что попытки к разрешению этого вопроса приводили только к возбуждению напрасных ожиданий, так как они кончались обыкновенно второстепенными циркулярами, не разрешавшими ни одного из существенных вопросов и вызывали одни разочарования.

Наше первое совещание по возбужденному вопросу кончилось тем, что каждое ведомство представит в самый короткий срок перечень ограничений, относящийся к предметам его ведения, с тем, чтобы Совет Министров остановился на каждом законодательном постановлении и вынес определенное решение относительно объема желательных и допустимых облегчений.

Работа была исполнена в очень короткий срок. В течение нескольких, специально ей посвященных заседаний, пересмотр был исполнен, целый ряд весьма существенных ограничений предположен к исключению из закона, и в этой стадии дела также не произошло какого-либо разногласия среди Министров, и только два мнения, да и то в очень острожной {238} форме нашли себе слабое проявление в подробном заключении Совета. Министров, которое было представлено на рассмотрение Государя, для того, чтобы Он имел возможность дать Его окончательные указания о пределах, в каких этот вопрос подлежал внесению на законодательное утверждение. Министр Иностранных Дел Извольский находил, что намеченные льготы не достаточны и было бы предпочтительным вести все дело в направлении снятия вообще всех ограничений. Государственный Контролер Шванебах, напротив того, полагал, что объем льгот слишком велик, и все дело следовало бы вести меньшими этапами, приближая к конечной цели - еврейскому равноправию - после того, что опыт даст указания того, какое влияние окажут на самом деле дарованные льготы.

Во все время исполнения этой подготовительной работы у всех нас было ясное представление о том, что Столыпин возбудил вопрос с ведома Государя, хотя прямого заявления нам об этом не делал, но все мы понимали, что он не решился бы поднять такой щекотливый вопрос, не справившись заранее с взглядом Государя. Тем более, что у него был в руках очень простой аргумент - ею личное близкое знакомство с еврейским вопросом в Западном крае, где протекала вся его предыдущая деятельность. Он любил ссылаться на нее и имел, поэтому, простую возможность иллюстрировать практическую несостоятельность многих ограничений совершенно очевидными доводами, взятыми из повседневной жизни.

Журнал Совета Министров пролежал у Государя очень долго. Не раз мы спрашивали Столыпина, какая судьба, постигла его и почему он так долго не возвращается, и каждый раз его ответ был совершенно спокойный и не предвещал чего-либо для него неприятного. Только 10-го декабря 1906 года Журнал Совета вернулся от Государя к Столыпину при письме, с которого Столыпин разрешил мне снять копию.