Из Лондона в Москву - [49]

15 января 1921 года.

Снялась на фото для паспорта и обедала с господином Коутсом. Он прочитал мне письмо от Ротштейна из Москвы. Ротштейн, явно скучающий по дому, тем не менее, с восторгом сообщает об улучшении обстановки, в особенности – в отношении питания. Звучит многообещающе, думаю, уже можно не волноваться за своих друзей в Москве. После обеда из Honseley вернулся Дик с новостями о моей любимой дочурке.

16 января 1921 года

Генерал Фицджеральд пригласил нас с Диком на ланч в ресторан «Caunto’s». Мы немного задержались, и Фицджеральд без пальто и шляпы в ожидании прохаживался перед входом. После ланча мы отправились в зоопарк. Вечером мы вместе поужинали и поехали ко мне в студию, где приятно провели время за беседой. Говорили о Соединённых Штатах Америки: Фицджеральд недавно вернулся из поездки оттуда. Там можно замечательно провести время, но всё очень дорого, англичане к такой жизни не привыкли. Он подчеркнул, что мне не следует брать с собой в поездку Дика: видеть его я буду редко, занятая на лекциях, и придётся постоянно волноваться, как он проводит время. Конечно, Фицджеральд прав. Мне хорошо знакомо это чувство, но я его решительно подавляю в себе. Тем не менее, он забрал у меня один билет, чтобы вернуть в кассу. Я отправилась спать в подавленном настроении. Дик так мечтал о поездке в Америку! Если придётся ехать без него, это не принесёт мне удовольствия.

17 января. Понедельник.

Я отослала необходимые документы и паспорт Сиднею, и он займётся оформлением моей поездки. Похоже, намечаются осложнения, думаю, придерутся к моему паспорту.

В четверть первого я пришла в редакцию газеты Daily Herald, как меня просил господин Евер, который пригласил меня и ещё троих друзей на ланч в ресторан. Евер снова стал уговаривать лепить бюст Лансбери. Времени очень мало, но я ответила, что возьмусь за работу, если Лансбери будет позировать мне один час в день. Даже при такой интенсивности потребуется четыре дня. Лансбери начал смущённо отказываться. Его пришлось уговаривать. Наконец, он согласился. Голова у Лансбери имеет хорошую форму, черты лица очень выразительные, думаю, проблем не возникнет. Мы быстро нашли общий язык. Похоже, он (как и я) любит поговорить о Москве.

18 января. Вторник.

В половине одиннадцатого начала сеанс с Лансбери. Обедала с Денисом Трефусизом в ресторане «Café Royal». Пока мы сидели за столом, пришёл Сидней и принёс мой паспорт. После обеда Денис поехал со мной в Американское Консульство. Но ничего не вышло: у меня не оказалось заверенного юристом документа, подтверждающего мою порядочность! А время идёт!

В пять часов мы пили чай с семьёй Форбса Робертсона

Его дочь тоже ехала в Америку на пароходе «Аквитания». Я давно знала этого восхитительного ребёнка и в телефонном разговоре с её матерью пообещала целиком заботиться о девочке: одевать, купать, заплетать косички. Как глупо с моей стороны: девочка уже выросла и превратилась в очаровательную девушку!

Я всё-таки решила взять с собой в поездку Дика и Луизу и позвонила по телефону Фицджеральду. Он не рассердился, когда я попросила его снова вернуть билеты на пароход, а лишь рассмеялся. Дело с билетами было улажено. Не знаю, почему я передумала. Внутренне чувство подсказывает мне, что Дик должен быть со мной, когда я пересеку океан. Уверена, что ему там будет хорошо.

19 января. Среда.

Лансбери пришёл в студию ровно в половине одиннадцатого. Он позировал до четверти первого, и всё это время говорил без остановки. Думаю, он питает симпатию ко мне, и вынужденное «сидение» вопреки его опасениям не было утомительным. Мы разговаривали о Москве, о Ленине, и сошлись во мнении, что Ленина трудно в чём-либо переубедить. Например, что бы вы не рассказали ему об Англии, он не возьмёт это на заметку, а будет продолжать настаивать на своём понимании. Лансбери заверял Ленина, что в Англии отсутствует революционное движение в полном понимании этого слова, но Ленин ему просто не поверил. В полдень Лансбери заторопился: ему надо было успеть на важную встречу! Через несколько минут пришёл господин Казинс, председатель Общества Френологии (Френологи – учение о связи психики человека и строения поверхности его черепа – Ред.). Мы интересно провели время. По мере возможностей он изучает размеры голов русских людей, но, к сожалению, его шкала измерений не совпадает с моей шкалой. Его больше интересует затылочная область, а меня – черты лица. Однако я много почерпнула для себя из этой беседы и даже сделала кое-какие записи. В своих выводах о первых лицах современной России он даёт весьма правдивые характеристики. Это не может быть простым совпадением, я и высказала подозрение, что он заранее навёл справки. Но он решительно запротестовал и заявил, что знает не больше того, о чём пишут в газетах.

Я призналась, что с волнением жду результатов его размышлений. А вдруг он придёт к выводу, что все выдающиеся русские революционеры – сумасшедшие уголовники! В таком случае я буду просто раздавлена. Мне казалось, как будто я сидела перед гадалкой, с нетерпением ожидая, что она мне скажет, и одновременно боясь это услышать. Я обратила внимание господина Казинса, что, если его исследования станут достоянием гласности, это может быть расценено как большевистская пропаганда, и громы небесные (теперь я могу говорить открыто!) обрушатся на его голову. Интересный факт: трое из четырёх человек, бюсты которых я лепила в Москве, имели скошенный затылок. Единственное исключение – Троцкий, но у него такие густые волосы, что трудно с полной уверенностью сказать, присуща и ему эта черта, или нет. Господин Казинс разъяснил, что такая особенность характерна для людей, у которых преобладает стремление к власти и управлению, восполняя недостаток простого человеколюбия.