Из летописи мира. Акаши-хроники - [3]

Первая подраса атлантов произошла из очень опередившей своих современников и способной к дальнейшему развитию части лемурийцев. У последних дар памяти был лишь в зачаточном состоянии и появился лишь в последний период их развития. Надо представить себе, что лемуриец хотя и мог составлять себе представления о своих переживаниях, но не умел их сохранять. Он тотчас же забывал то, что себе представил. А то что он все-таки жил среди некоторой культуры, имел, например, орудия, возводил постройки и т. д., этим он был обязан не своей собственной способности представления, а некоторой обитавшей в нем, так сказать, инстинктивной духовной силе. Только под этим словом надо понимать не теперешний инстинкт животных, а инстинкт иного рода.

Первая подраса атлантов в теософских сочинениях зовется рмоагалами. Память этой расы была главным образом направлена на яркие впечатления органов чувств. Цвета, которые видел глаз, звуки, которые слышало ухо, долго продолжали жить в душе. Это выразилось в том, что рмоагалы развили чувства, которых не знали их лемурийские предки. К таким чувствам относится, например, привязанность к тому, что было пережито в прошлом.

С развитием памяти было связано и развитие речи. Пока человек не хранил в своей памяти прошлого, он не мог с помощью речи сообщать пережитого. И так как в конце лемурийского периода появились первые зачатки памяти, то тогда же могла начать развиваться способность называть виденное и слышанное. Наименования вещей нужны только тому, у кого есть способность воспоминания. Поэтому и развитие речи относится к атлантическому периоду. А вместе с речью была установлена и связь между человеческой душой и внешними предметами. Человек породил внутри себя звуковое слово; и это звуковое слово принадлежало к предметам внешнего мира. Общение же посредством речи создает также и новую связь между людьми. Все это было у рмоагалов, правда, еще в юной форме; но это уже коренным образом отличало их от их лемурийских предков.

Силы, жившие в душах этих первых атлантов, имели еще нечто общее с природною мощью. Эти люди были еще до некоторой степени в большем родстве с окружающими их природными существами, нежели их потомки. Душевные силы их были еще в большей степени природными силами, нежели душевные силы современных людей. Поэтому и порождаемое ими звуковое слово обладало природною мощью. Они не только давали наименования вещам, но в их словах была заключена власть над вещами, а также и над их собратьями — людьми. Слово у рмоагалов имело не только значение, но и силу. Когда говорят о магической власти слова, то означают этим нечто гораздо более реальное для этих людей, нежели для нашей современности. Когда рмоагал произносил какое-нибудь слово, то оно развивало такую же силу, как и сам предмет, обозначенный этим словом. Этим объясняется, что в ту эпоху слова обладали целебной силой, что они могли способствовать ростy растений, укрощать ярость зверей и производить всякие иные, подобные же действия. Все эти способности все более и более убывали у позднейших атлантических подрас. Можно сказать, что полнота природного могущества постепенно утрачивалась. Рмоагалы ощущали ее всецело, как дар могущественной природы; и такое отношение к природе носило у них религиозный характер. В особенности речь была для них чем-то священным. И злоупотребление произнесением некоторых звуков, обладавших значительной силой, было чем-то невозможным. Каждый человек чувствовал, что такое злоупотребление причинило бы ему огромный вред. Магическая сила подобных слов получила бы обратное действие; правильно примененные, они могли принести благо, но они же обратились бы на погибель того, кто бы применял их беззаконно. В известной невинности чувства рмоагалы приписывали свою власть не столько себе, сколько действующей в них божественной природе.

Все это изменилось в эпоху второй подрасы (так называемых тлаватлей). Люди этой расы начали ощущать личную свою ценность. У них возникает честолюбие, свойство еще совершенно незнакомое рмоагалам. Воспоминание начинает в известном смысле влиять на их восприятие совместной жизни. Кто мог оглянуться на какие-нибудь подвиги, тот требовал за это от своих собратьев признания, требовал чтобы его деяния были сохранены в памяти. На этой памяти о подвигах основывалось и избрание какой-нибудь сплоченной группой людей себе вождя. Развилось нечто вроде королевского достоинства. Это признание сохранялось и после смерти вождя. Сложилось воспоминание о предках и почитание памяти их, равно как и всех, ознаменовавших себя в жизни какими-нибудь заслугами. Отсюда у некоторых отдельных племен развился впоследствии особый вид религиозного почитания умерших, культ предков. Он продолжался и в гораздо поздние времена и принимал самые разнообразные формы. Еще у рмоагалов человек имел в глазах других, собственно говоря, лишь тот вес, который он мог оправдать в данный момент проявлением полноты своей мощи. Если кто требовал себе признания за то, что он совершил в прошлом, тот должен был новыми подвигами доказать, что ему еще присуща его прежняя сила. Он должен был новыми деяниями некоторым образом вызвать в памяти прежние. Содеянное как таковое не имело еще никакого значения. Лишь вторая подраса стала настолько считаться с личным характером отдельного человека, что при оценке его начала принимать во внимание и его прошлую жизнь.