Из Харькова в Европу с мужем-предателем - [10]

Рассказ Александры

Отчасти потому, что я была еще ребенком, отчасти потому, что каждый день был полон слухов и страхов, я не могу точно сказать, когда я осознала, что произошла революция, но я вскоре узнала, почему она называлась революцией. Мой мир, который я знала, перевернулся вверх дном, наполнился демонстрациями, шествиями и празднествами. Бывшие убежденные монархисты теперь прикалывали красные банты к своей одежде и поздравляли друг друга с падением самодержавия, ожидая, что все зло мгновенно исчезнет. В то же время поголовная амнистия освободила как политических, так и уголовных преступников, на улицах они смешались с толпами матросов и солдат, покинувших свои корабли и поля сражений. Убийства, грабежи стали обыкновенным явлением, и ходить по улицам города стало небезопасно даже днем.

Наш дом очень сильно изменился. Прежние кладовки и помещения для прислуги в подвале были переделаны в дешевое жилье для совершенно другого типа людей, отличавшихся от тех, кто жил наверху.

В то время как остальная часть Украины подвергалась уничтожению и разгрому в борьбе различных политических групп, Харьков оставался под контролем советских властей с 1917 по 1919 год, и таким образом избежал открытых сражений и частых смен правительства, делавших жизнь невыносимой в других районах. Несмотря на то, что мы с мамой были временно ограждены от опасности военных действий и не жили в постоянном страхе, наше положение отнюдь не улучшилось после отмены права на частное предпринимательство, а также с исчезновением регулярной полиции и судебной системы. Не только жилую площадь, но и личные запасы еды, одежды и другой собственности теперь нужно было регистрировать у властей. Вселявшиеся жильцы просто присваивали нашу мебель и другое имущество, а это было губительно для нас, так как мы с мамой, как и многие наши друзья, продавали собственные вещи, чтобы прокормиться.

Первая мировая война закончилась в ноябре 1918 года, что совпало с начавшимися контрнаступлениями Белой армии против советского правительства. Когда Белая армия сумела занять Харьков в 1919 году после ожесточенных боев, и в то же время, когда их победоносное наступление на Москву стало терять свою силу, многие старожилы Харькова начали покидать город, направляясь на юг, и надеясь на избавление от дальнейших ужасов.

Мама решила, что нам тоже необходимо уехать в Крым. Она считала, что там мы не только сможем найти безопасное место для себя, но и, возможно, предпримем попытку бежать в Румынию или во Францию, где у нас были родственники. Она также хотела попытаться спасти некоторые наши вещи, которые мы оставили у друзей в Ялте. Но я знала, что ее главной целью была надежда найти хоть какие-нибудь следы моего отца. Мы второпях упаковали кое-какие вещи, закрыли оставшиеся комнаты, и попросили Кедриных присмотреть за вещами во время нашего отсутствия.

Я помнила поездки в Крым как приятное однодневное приключение в спальном вагоне и в элегантном вагоне-ресторане. На этот раз мы ехали несколько дней и ночей в неотапливаемом грузовом вагоне, без уборных и без воды. Дощечка над большими раздвижными дверями вагона гласила: «Для сорока человек или для восьми лошадей».

Когда поезд, наконец, помчал по холодной осенней местности, от сквозняка, проникающего через большие щели в полу, мы промерзли до костей, и мысль, что нам предстоит пересечь район боевых действий, вызывала беспокойство. Нас часто обыскивали, наши документы бесконечно проверяли люди с суровыми лицами, готовые снять нас с поезда под любым предлогом. Я старалась стать невидимкой, чтобы меня никто не заметил.

Мы, совершенно изнуренные путешествием, прибыли в Крым. Крым был заполнен беженцами — дворянами и многими известными людьми, большинство из которых были в панике в связи с последними новостями о неожиданном быстром отступлении Белой армии. Те, кто нашел временное убежище в Крыму, теперь понимали, что окажутся в плену, если не смогут покинуть полуостров. Мы с матерью попали в поток беженцев, которые перемещались из одного морского порта в другой в поисках свободного места на любом пароходе, собирающемся покинуть Россию. Некоторые платили огромные деньги за возможность уплыть на рыболовных или полуразрушенных ветхих судах.

В такой суматохе узнать что-либо о моем отце было, конечно, невозможно. Мы с большим трудом отыскали в Ялте наших прежних соседей, у которых мы оставили вещи, когда переезжали в Харьков, и попросили их присматривать за вещами и дальше — было бесполезно пытаться перевезти что-то назад в Харьков в обстановке быстро меняющихся боевых действий, а найти покупателей для наших простых вещей было невозможно. Испуганные богатые люди продавали за бесценок дорогостоящие вещи, наполняя Крым теперь уже никому не нужными ценностями.

Я думаю, даже если бы мы смогли найти место на корабле, отплывающем за границу, то в последний момент мама не решилась бы на такой ответственный шаг. Однако принять какое-то решение было необходимо, так как времени оставалось все меньше, а ожидать помощи было неоткуда. Моя мать, изысканная и элегантная дама в прошлом, теперь выглядела изнуренной и неухоженной из-за тяжелых условий во время нашей поездки в Крым. Мне было очень больно видеть, как она изменилась, и когда я все же сказала ей об этом, она со смехом ответила, что мы должны быть благодарны за наш заурядный пролетарский облик.