Из глубины - [111]

В голове у меня начало проясняться, но я лежал тихо и притворялся, что потерял сознание, одновременно нащупывая в кармане ржавую отвертку. Одно было ясно: будь что будет, но я не собирался возвращаться обратно в штаб врагов. Когда машина свернула влево и начала набирать скорость, я понял, что мы проезжаем Си-Лэйн, «главную улицу» Сиэма, ведущую на прибрежное шоссе, по которому можно доехать до Ньюквея. В конце Си-Лэйн, примерно в двухстах ярдах от деревни, находился Т-образный перекресток, где машина должна будет снова повернуть налево. Там, прямо напротив перекладины "Т", была старая глубокая заброшенная каменоломня, огороженная часть которой шла параллельно дороге на расстоянии примерно в тридцать ярдов. Я представил себе каменоломню, какой помнил ее по моим многочисленным прогулкам в этих местах, и в моем мозгу начал вырисовываться безумный план.

Осторожно, двигаясь как можно незаметнее и медленнее, я передвинулся так, чтобы увидеть, кто сидит за рулем. Машину вел Сарджент, и это как нельзя лучше вписывалось в мою схему. У меня имелись сомнения насчет того, смогу ли я сделать то, что задумал, с человеком, вне зависимости от его отношений с ужасными порождениями моря. Я подобрался и ждал, скорчившись в темноте машины, пока Сарджент не начал тормозить перед перекрестком.

Как только машина повернула налево и поехала быстрее, Хэдли случайно повернулся и посмотрел прямо мне в лицо. Его брови удивленно поползли вверх, и он завопил:

— Сарджент, он...

Но я уже обхватил правой рукой шею Сарджента, задрав вверх его подбородок, а левой приставил к горлу лезвие отвертки. Потом, когда он начал задыхаться и обеими руками ухватился за шею, я бросил отвертку, пихнул его к дверце, вцепился в руль и рванул его вправо. Машину вынесло на противоположную сторону дороги, взвизгнули покрышки, и «Форд» оказался на обочине.

Теперь Хэдли пытался отодрать мою левую руку от руля. Я от всей души врезал кулаком ему в лицо и удовлетворенно почувствовал, как под моим ударом с хрустом подались его зубы. В мечущемся свете фар, когда машина начала подскакивать на неровном склоне, мелькнула белая деревянная изгородь, и я понял, что время пришло. Откинувшись назад, я дернул за дверную ручку и выпрыгнул из машины.

Я покатился по густой траве, врезавшись, полуоглушенный, в изгородь на самом краю каменоломни. Я изо всех сил ухватился за железную стойку, но нижняя рейка подалась, и мои ноги соскользнули в пустоту. Я ухнул вниз, и руки приняли на себя вес моего тела. Подо мной разверзлась пропасть, которая внезапно расцвела ярким пламенем, когда оглушительный взрыв потряс ночь. Мой план сработал: машина проломила изгородь и рухнула на дно каменоломни. Выбравшись на безопасное место, я посмотрел вниз.

Машина вертикально стояла в море огня, а ее салон уже превратился в пылающий ад. Десятигаллонный бак Сэма Хэдли, очевидно, был полон до краев. Вряд ли кто-нибудь в деревне слышал этот грохот. Ближайший дом находился в двухстах ярдах отсюда, а стены каменоломни должны заглушить шум взорвавшегося бензина.

Я выбрался на дорогу, перешел ее и зашагал по Си-Лэйн назад. Моя левая лодыжка оказалась вывихнута, и я сильно хромал, но в остальном, похоже, остался цел. На этот раз удача меня не подвела. Теперь в голове у меня окончательно прояснилось, и я понял, что должен сделать. Дом деревенского констебля стоял прямо за крошечным полицейским участком в середине Си-Лэйн. В этой сонной маленькой деревушке с менее чем шестьюстами обитателями не существовало круглосуточного дежурства. Мне предстояло разбудить почтенного констебля, Уильяма Херста, а насколько я знал Билли, спал он крепко.

Меньше чем через пять минут я уже стоял, прислонившись к стене полицейского участка. Ничему еще в своей жизни я так не радовался, как этому полицейскому участку — скромному символу здравого рассудка. И снова моя удача не отвернулась от меня, ибо во всей деревне свет горел лишь в одном месте: желтый луч надежды просачивался из приоткрытой двери под старым голубым фонарем. Должно быть, Билли заработался над каким-то рапортом или чем-то в этом роде.

Потом я вспомнил свой последний разговор с пожилым полицейским. Он рассказывал мне, что через несколько недель должен уйти в отставку. Теперь на этом месте должен был сидеть новый человек. Но неважно, полицейский есть полицейский...

Несмотря на то, что мне пришлось пережить, я понимал, который сейчас час и как дико выгляжу я сам. Несомненно, мое состояние должно было лишь подтвердить мои слова. Так что я вошел в здание полицейского участка и подошел к конторке, за которой, как я знал, стоял старый дубовый стол. За столом, низко склонившись над кипой газет, сменщик Уильяма Херста нес свою одинокую вахту. Если он и слышал, как я вошел, то знака не подал. — Констебль, — позвал я, и мой голос прозвучал так хрипло, что я сам удивился. — Констебль, я хочу заявить...

И он взглянул на меня.

Его глаза расширились от удивления, а рот открылся. Затем, медленно поднявшись на ноги, он взял себя в руки. Полицейский оказался крупным мужчиной примерно моего возраста. Я не был знаком с ним, зато его облик узнал с первого же взгляда!