Из единой любви к отечеству - [12]

Он дал понять беспокойному герою, что берется щедро оплачивать его расходы в заграничном путешествии.

Но в приведенном выше письме Сеславин описывает безвыходное положение, в котором он оказался из-за мучительной нужды и безденежья. Субсидии из России запаздывали на месяцы или не приходили вовсе. Не получая ответа от государя, он обращается к близким ему людям. Он рассказывает, что двадцать семь дней сидел без обеда и питался одним чаем, что не мог заплатить лекарю за операцию и несколько месяцев не платил за квартиру. «Один только инстинкт самосохранения, как говорит Руссо, внушил мне средство, которое меня спасло», — с горьким юмором заканчивает свои сетования Сеславин.

В Барреже, на юге Франции, у подножия раскаленных зноем Пиренеев, Сеславин долго лечился. Семь ран почти не беспокоили, но восьмая — где была раздроблена кость — время от времени открывалась и причиняла ему страдания.

1818 год застает его в Швейцарии. Женева показалась ему чересчур шумной: здесь слишком много английских и немецких дам с мужьями, детьми, гувернантками и лакеями. Разноязыкий говор, натянутая благопристойность, курортные сплетни утомили Сеславина. Он предпочитал одиночество и близость снеговых вершин. Неподалеку от Лозанны он снял мызу и здесь, в горах, провел лето.

Проезжая через Францию, он вспоминал недавние сражения! Бриенн, Ла-Ротьер, Арси, Фер-Шампенуаз… В ушах снова гудела канонада, раздавались звуки кавалерийских атак — ржание лошадей, лязг клинков, неистовый топот, тысячи криков и стонов отчаянья, боли, ужаса смерти…

Желая быть полезным России, Сеславин добровольно берет на себя обязанности разведчика — выполняет задание, назначенное самому себе. Исколесив Францию, опытным глазом осматривает крепости, переправы через реки, арсеналы, морские порты.

Из своей мызы под Лозанной он начинает совершенствовать навык восхождения в горы. У него было непреодолимое желание сравнить три пути в Альпах: первый — великого полководца древности Ганнибала (его переход через заснеженный перевал с огромной армией, конницей и боевыми слонами, совершенный с изумительным искусством и быстротой, вызвал удивление изучавшего военную историю Наполеона); стремительный бросок самого Бонапарта, начинавшего тогда свои завоевания и прошедшего в Италию узкими губительными ущельями близ пика Сен-Бернар; наконец, третий, самый опасный, поразительный по отваге и сверхчеловеческому напряжению — путь Суворова.

Вскоре Сеславин разыскал местного проводника — крепкого парня, не раз водившего в горы иностранцев.

Проводник разбудил его перед рассветом. Звезды уплывали в глубины Вселенной. Горные пики из фиолетовых превращались в пурпуровые, потом засверкали и заискрились, будто залитые расплавленным серебром. Чистейший ледяной воздух наполнял грудь, возбуждая стремление прийти к цели, несмотря ни на какие трудности и опасности. От Мартиньи они прошли через Большой Сен-Бернар в Аосте, оттуда, через Малый Сен-Бернар в Италию — в Пьемонт и через Мутию, Мон-Блан возвратились в Мартиньи, сделав 66 французских миль (260 верст) за 5 дней на высоте от 10 до 11 тысяч футов в вечных альпийских снегах.

В дороге несколько раз открывалась рана. Проводник перевязывал ее, но делал это грубо и неумело. Иногда боль становилась нестерпимой. Сеславин не в силах был продолжить поход; приходилось по нескольку часов лежать в хижине или у костра на снегу, ждать, пока спадет жар и боль утихнет. И все-таки он продолжал задуманный путь.

Отдохнув в Бриге, он дошел с проводником до Айроло, где Суворов разбил французов, и начал переход через Сен-Готард.

Это был титанически трудный поход.

Крутые, обрывистые скалы, петлявшая между ними тропинка над самым краем пропасти, куда с шорохом осыпались из-под ног снежные комья и, звонко отламываясь, падали осколки льда. Гранитные глыбы и наплывы рыхлого снега могли в любую минуту от резкого звука рухнуть и превратиться в лавину. Каким же чудом удалось суворовским полкам пройти мимо оледенелых обрывов и гибельных круч?! Но ведь прошли же, прошли! И может быть, здесь, у этого камня останавливался на своей казачьей лошадке и маленький старик с седым хохолком на темени. Может быть, здесь и сказал он солдатам: «Где олень пройдет, там и русский солдат пройдет; а где олень не пройдет, там русский солдат пройдет».

Сеславин добрался до Чортова моста: узкой каменной перемычке над бездной. Отступая, французы взорвали ее, но Суворов приказал разобрать горную хижину и связать бревна офицерскими шарфами.

Сеславин пошел дальше, через перевал Фурка до истоков Роны и Рейна, потом повернул назад.

На обратном пути через Чортов мост поскользнулся и чуть не сорвался в пропасть, но, уцепившись руками за ледяной карниз, сумел выбраться с помощью проводника в безопасное место.

За две недели Сеславин прошел 170 верст. Местные жители, опытные альпийские горцы, не могли в это поверить. Они собирались группами, чтобы взглянуть на «безумного» русского, бешено карабкающегося по горам и почти бегающего над пропастями по ледяным тропинкам.

Следуя по пути Бонапарта, Сеславин спустился в благодатную долину Ломбардии. Буквально не переводя духа, он едет из Милана в Брешию, оттуда в Кастельнуово, потом в Верону и Ваченду. Затем следуют Мантуя, Кремона, еще несколько небольших городков и, наконец, Генуя. И всюду Сеславин прежде всего осматривает места сражений и передвижений суворовских войск во Бремя победоносного «италийского» похода.