Из дома - [4]

Утром мама повела нас в школу, где учился Ройне, на елку. Она привела нас, а сама ушла по делам. Елка там была до самого потолка и вся усыпана сверкающими игрушками и разноцветными лампочками. Детей было очень много. Я потеряла Ройне и Кертту, но их подозвал к себе Дед Мороз взять пакетики с гостинцами, и я их увидела. Меня Дед Мороз не вызвал. А я бы рассказала стихотворение «Мужичок с ноготок», и он мне тоже дал бы гостинцы, и все бы громко хлопали.

Я это стихотворение очень хорошо рассказывала со сцены в прошлый Новый год в маминой школе. Все подходили ко мне и маме, улыбались, говорили: «Такая маленькая и так выразительно читает!».

К этому Новому году я отрепетировала его снова с мамой, но меня никто не попросил рассказать его, а Ройне и Кертту не умели так читать стихи. Они вообще никогда не выступали. Почему-то боялись, а я нисколько не боялась и любила выступать. Я летом в деревне у бабушки, в магазине на прилавке рассказывала стихотворение про трактористов. Меня все слушали и громко хлопали. Мне тогда бабушкины знакомые купили пряники. Они меня и на прилавок поставили, чтобы было, как на сцене, и дверь закрыли, чтобы никто не помешал. Но здесь просто никто про это не знал. А когда дети начали танцевать вокруг елки, Ройне и Кертту взяли и меня. Стало весело и жарко. Когда мы кончили прыгать, меня начали угощать леденцами и мандаринами. Теперь, когда мне стало весело, я увидела в дверях маму, она держала в руках мою шубку. Мама сказала, чтобы мы торопились: после обеда пойдем на Дворцовую площадь смотреть новогодний базар.

Вечером мама и папа повели нас на площадь Урицкого. Папа так называл площадь, на которой стоял дворец, а соседи в квартире называли эту же площадь Дворцовой. На площади была огромная елка, на самой ее верхушке сидела черная ворона с большим красным клювом. В клюве у нее был круглый желтый кусок сыра. По всей площади были расставлены ярко украшенные ларечки с елочными игрушками и гостинцами. Папа с мамой купили для нашей елки украшения и пакетики с гостинцами, а потом мы пошли пешком через Дворцовый мост. Было темно. У фонарей кружились пушинки снега.

К старой бабушке из деревни приехала в гости родственница. Каждое утро, когда все уходили из дома, они в белых платочках читали молитвы из бабушкиной старой-престарой книги и пели, а потом бабушка вынимала из своего зеленого сундучка лекарства и начинала лечить гостью. К бабушке и раньше, когда она жила еще в Виркино, приходили люди лечиться. У нее было заготовлено много лекарств: и в баночках, и в бутылочках, и высушенные листики, и корешки в мешочках. Меня с братом она тоже лечила, когда у нас были какие-нибудь болячки или животы болели.

Мама отвезла меня, Ройне и старую бабушку в деревню на весенние каникулы. Там у нас был двоюродный брат Арво, у него не было мамы, он жил со своими папой, бабушкой и дедушкой. Я играла с ним, хотя у нас часто получались драки, но мы мирились и снова играли.

Я проснулась от лошадиного ржания, выглянула в окно и увидела, что по нашей улице идет настоящая конница. Солдаты с красными звездами на буденовках сидели на конях. Арво тоже встал, и мы в рубашках, босиком выбежали на крыльцо посмотреть.

Ледяные доски крыльца больно жгли ноги. Пришел дедушка, он начал махать меховой шапкой и загонять обратно в комнату. На следующее утро Арво долго не просыпался, а когда он приподнял голову, у него все лицо было красное. Ему поставили градусник и оставили в постели. Он не хотел играть и даже не съел конфеты и яблоко, которые бабушка ему дала.

Через два дня я тоже заболела. У меня поднялась температура, было очень жарко и снилось, будто я падаю с железнодорожного моста в речку. Я громко кричала. На следующий день приехала мама, и они с тетей Хельми, нашей соседкой, увезли меня на саночках на вокзал. Мы приехали в Ленинград. Скоро пришел врач и поставил банки. Они сильно давили и стягивали мне спину. А утром на «скорой помощи» меня увезли в больницу.

В больнице было страшно, всю ночь кричали и плакали дети. На голову клали резиновую грелку со льдом, я уползала от грелки, но нянечка ругалась и снова подтягивала меня выше на подушку к грелке.

Мама и тетя Айно сидели всю ночь в коридоре больницы. Врач им сказал, что у меня кризис. Когда я проснулась, в палате было очень светло, две мамы кормили маленьких детей грудью. Рядом со мной лежала совсем как неживая девочка. На лице и на руках у нее были болячки, смазанные синькой. Пришла сестричка покормить ее с ложечки, но она не открывала рта, и сестра ушла. Ночью кто-то толкнул мою кровать. Я открыла глаза: горел яркий свет. У кровати девочки стояли врачи. Ее положили на носилки и унесли. Когда выключили свет, стало страшно. Я спрятала голову под подушку, но все равно было страшно, и я заплакала.

Наконец за мной пришли мама и тетя Айно. Они вынесли меня из больницы на руках, потому что я разучилась ходить. Мы сели в машину, был солнечный теплый день, было весело.

Дома тетя Айно подарила мне большую с закрывающимися глазами куклу, но меня снова положили в постель. Ночью приснился страшный сон: будто я одна шла по Садовой улице. Было тихо. Вдруг прямо на меня без всякого шума направился громадный зеленый грузовик. Я долго бежала от него и наконец забралась на железную ограду, но грузовик начал подниматься за мной, я громко закричала и проснулась. Я еще долго боялась уснуть и лежала с открытыми глазами. Свет уличного фонаря попадал в комнату. Мне стало казаться, что цветы в вазе шевелятся, а потом показалось, что это не цветы, а чья-то лохматая голова и что на голове шевелятся волосы. Я снова закричала. Мама проснулась и положила свою теплую руку на лоб, стало хорошо и спокойно, и я заснула.