Из дома - [13]

Все мы трое начали советовать бабушке повеситься, но она сказала, что у нее нет веревки. Я вспомнила, что у нас на чердаке висит длинная веревка для белья, я тут же побежала в дом. Тихо залезла на чердак, сняла веревку и принесла старушке.

— А что ж поесть не принесла? — спросила старуха.

Я опять пошла в дом, взяла с плиты, из чугунка, две вареные картофелины и принесла ей. Она спрятала веревку и картофелины к себе за пазуху, встала со скамьи, обозвала нас плохими, злыми девочками и ушла.

В Ярославле было жарко в июне. Мы ездили по воскресеньям купаться и загорать на песчаный пляж на Волгу. Однажды я доплыла до середины реки, там было сильное течение, и меня понесло по реке, как тех лягушат, которых Ройне бросал в воду в деревне Устье.

У меня не было сил приплыть обратно, а мама лежала на берегу, разговаривала с какой-то тетей и не видела, где я. Вдруг я вспомнила, как мне было, когда меня топил Ройне, я громко начала кричать и махать руками. Меня увидели с маленького пароходика и спасли. Очень грязный дядя привез меня на лодке к маме. На берегу меня встречало много народу — все что-то громко говорили. А одна тетя наклонилась ко мне и прямо в ухо крикнула:

— Такая маленькая и так хорошо плавает.

А мама вся дрожала, когда прижала меня к себе.

Пошли дожди, и стало прохладно, на пляж уже нельзя было ездить. Тетя Виено поехала поступать в институт, а маме директор школы Вера Ивановна сказала, что освободилась комната в школьном подвале и мы можем переехать туда.

В новой комнате в окна были видны ноги людей, которые шли по улице. Мама говорила, что ночью бегают крысы, но я не видела их, я спала с мамой на одной кровати, и мне не было страшно.

В другой комнате квартиры жила учительница Валентина Васильевна с девочкой и мальчиком. Когда мамы не было дома, я ходила к ним играть, но мама не любила Валентину Васильевну и не пускала меня к ним. Она сама даже не ходила в кухню, чтобы не видеть Валентину Васильевну, и мы часто ходили обедать в церковь, в которой была громадная столовая, а когда была тетя Виено, она приносила сосиски и разные пакетики с едой с работы. Я любила церковную столовую, там было много народу, а мама говорила, что там дорого и можно отравиться.

Мама устроилась на лето воспитательницей к нам в садик, а мне хотелось поехать к бабушке, но маме нельзя об этом говорить, у нее что-то написано в паспорте. Я видела, когда она давала свой паспорт на прописку нашей хозяйке в Красном Перекопе, та прочитала это и сказала:

— Да, Виено Матвеевна говорила мне, что вы ссыльная.

Я и раньше знала, что мы ссыльные, нам надо жить там, куда нас сослали.

На даче с садиком оказалось весело. Однажды, когда мы всей группой гуляли в лесу, мальчики увидели гадюку, мы все убежали на дорогу, а мама взяла палку, пошла и убила ее. Мы просили маму принести змею на дорогу, но я ушла, когда увидела, что змея, хотя и мертвая, но все равно еще немного живая — она шевелила хвостом. Несколько дней все рассказывали о змее и о моей маме.

ОПЯТЬ В ВИРКИНО

Встречать в Ленинград нас приехали тетя Айно с Ройне. Мы сели в наш пригородный поезд. Я с Ройне встала у открытого окна. Мимо бежали дома, собаки, коровы, деревья…

У мороженщицы, которая ходила по вагонам, нам купили эскимо на палочке, а мама и тетя Айно, как всегда, говорили. Я начала прислушиваться: опять о финских школах. Мама сказала:

— Закроют навсегда.

Тетя придвинулась к ней и сердито проговорила:

— Молчи!

Мама заметила, что я слушаю, толкнула тетю локтем — они замолчали.

В Виркино шла тропинка по берегу реки. Было жарко, мы выкупались и снова пошли босиком по прохладной тропинке: трава на лугах была темно-зеленая, и было много цветов. Тетя Айно и мама любили бабушкину деревню, они здесь выросли и знали каждое место и чьим оно было когда-то давно, до революции.

Мама прожила у бабушки недолго и уехала куда-то с тетей Айно, а затем приехала, чтобы взять Ройне с собой в Ярославль. Мы отправились ее провожать.

Мне хотелось поехать с мамой, но я уже прожила с ней зиму, теперь очередь Ройне. Бабушка заранее уговаривала меня не плакать, чтобы маме было легче уезжать, но мама заплакала, и я не выдержала…

К моим бабушкам по воскресеньям приходили соседки. Они по одной вставали, говорили что-то о Боге, а потом вместе пели, а папа считал, что Бога нет и что вообще его придумали, чтобы обманывать людей.

Дедушка не любил эти воскресные собрания. Он уходил из дома, когда они приходили, и вообще он не любил ничего, что любила старая бабушка. наверное, поэтому он и Бога не любил. Но в Бога не верил и дедушкин отец — старый дед, который тоже жил в нашей деревне, но его самого многие в деревне не любили. Говорили, что он колдун и может испортить корову. Я не знала, как это можно испортить корову. Старый дед был раньше лесничим и ничего не боялся. Он рассказал мне, что однажды взял за голову живую гадюку и принес ее домой. Я спросила у деда, а зачем живую гадюку надо было нести домой. Дед мне ничего не ответил и стал гладить свою маленькую собачку Мику, которая всегда сидела у него на коленях. Старый дед умел лечить людей, хотя они его и побаивались, но все же шли к нему. Его младшая дочь, старшая тетя Айно, вообще не верила, что кто-нибудь, кроме врача, умеет лечить, но она ни во что не верила и даже не любила слушать, когда рассказывали сны.