Из дневника улитки - [41]
Убийцы, как правило, выживают. Вначале потихоньку, потом все нахальнее начинают они торговать минувшим временем и берут аванс за время, которое вскоре минует. Вытканный в саване смысл. Выжившие убийцы как толкователи смысла поставляют подходящие узоры. Вина как свидетельство величия.
Скоро оккупацию Чехословакии объявят (позднее и вам, дети) событием трагическим или (к сожалению) необходимым в целях безопасности. То, что американское правительство (во Вьетнаме) называет «умиротворением», советское называет «нормализацией». (Парафразы преступлений, нашедшие своих парафразировщиков.)
Вот некоторые даты (для вас, дети): в марте 1921 года, через три с половиной года после Октябрьской революции, Ленин и Троцкий утопили в крови восстание кронштадтских и петроградских матросов и рабочих, желавших не партийной диктатуры, а демократического коммунизма.
Через сорок семь лет, когда чехословацкие коммунисты наконец осторожно стали доказывать, что «социализм с человеческим лицом» возможен, Леонид Брежнев 21 августа 1968 года двинул через границы войска пяти коммунистических стран, в том числе — никогда не забыть — немецких солдат в скроенных по прусскому образцу мундирах.
Нам пришлось спрашивать, как проехать к Бероунке, притоку Влтавы. С хитростью слабых, но при терроре привыкших изворачиваться чехи и словаки пытались противостоять тупой, всегда прущей напрямик силе. (Подмененные дорожные указатели, исчезнувшие уличные таблички.) Тупость, правда, проявилась в полной мере, но сдержать ее не удалось. Ныне она живет за счет уходящего времени. — Дети, писатель — это человек, пишущий против уходящего времени.
Прибыв кружными путями в Ноузов, расположенный в лесу, мы — Анна, Бруно и я — застали наших друзей уже на месте… Мы долго обмениваемся приветствиями — никак не можем кончить. Пытаемся смеяться, и это удается. Едим клецки и пьем чешское пиво. (У меня с собой пишущая машинка и художественная открытка «Melencolia».) Гостиница, где мы живем, — дом бывшего лесничества. Мы идем в лес, разбредаемся и вновь встречаемся, обходясь без лишних слов. По слою палой листвы, по покрытой хвоей земле. Перекликаемся. Каждый сам по себе. Избегаем просек. Вдруг находим грибы. (Здесь еще есть угольщики, эти живут вне времени.) Достать из папоротников холодную жабу для Бруно. Или удивляться муравьиным кучам — какие же они бывают огромные и самоуверенные. (Красно-коричневых листовых улиток Скептика нигде нет.)
После обеда говорим о другом. Иногда умолкаем; чтобы никого не задеть. Как хорошо, что сохранилась (скрытно) ирония, — она теперь кстати. В полутени, между детьми Штефаном и Томашем, по колено в траве Анна — фотография на память.
Я остаюсь в стороне, потому что не могу поддаться настроению, потому что я все еще в пути и меня тянет засесть за машинку. Разложить в чужой комнате бумаги. Не замечать обоев. Привыкнуть к стулу. Вставить дополнения. Начать.
Речь, которую я пишу в Ноузове, называется «Речь об ограниченных возможностях». Анна сидит с друзьями во дворе. Они слышат стук клавиш. Я выставляю скепсис против веры. Я оспариваю постоянство чего бы это ни стоило. Мне отвратительны любые абсолюты и прочие орудия пыток. Почему я против притязаний на «единственно правильное» и за многообразие. Моя речь сужается. (Здесь, где слово «свобода» торчит комом в горле.) Повсюду кто-то уже побывал и все предопределил. Нет нулевой точки, от которой можно было бы вести счет. Но у истории бывают рецидивы: как из Штрауса и Барцеля образуется Штрауцель — чернота чернее черного. Надо выступить против снова сгущающихся сумерек и за нечто разумное — при всей своей ограниченности — или попытаться, сидя в чешском лесу, написать о добровольцах, работающих в развивающихся странах, и об Эрхарде Эпплере — христианине и социал-демократе, словно живущем в сослагательном наклонении.
Опять грибы. В заброшенной яме находим древесный уголь. Хозяин дает нам оконную решетку, мы жарим на ней свинину, запиваем пивом. У гравийного карьера, использовавшегося и как тир (Бруно насобирал много мелкокалиберных гильз), мы отмечаем наш грустный праздник. Вечером идем в деревню на танцы. Много пьяных, все больше старающихся держать язык за зубами. Мы, чужаки, помалкиваем. Музыка навеяла на чешских солдат тоску и пригвоздила их к столам — некоторые плачут…
Скоро — прямо сейчас — мы уезжаем. Наши друзья стоят, не сбиваясь в кучку. Пытаемся насмотреться друг на друга про запас. Жалкие слова на прощанье. Советы водителю, — ночью, когда музыка заглушала все звуки, с нашего «пежо» украли оба боковых зеркала, фару, задний подфарник и правый «дворник». Мы смеемся чересчур громко, держимся за детей и говорим: «До скорого». Что еще сказать? Анна ищет слова, словно что-то упустила. Мямлит, мучается. Мы больше не говорим об ушедшем времени. (Поскольку роли уже распределены, мне остается роль подбадривающего.) Я говорю: «Может, у нас получится. Может, мы победим, пусть с незначительным перевесом. Тогда давление, может, ослабнет. Я думаю…» И мы уезжаем — с одним зеркалом заднего вида.
Покоя у них не будет. Власти едва ли рискнут всерьез встать на их защиту. Их страхи расщепятся. Все кругом будет крошиться и осыпаться. Никогда они не будут чувствовать себя в безопасности. Они и сейчас уже смешны в своих потугах на веселье.
Роман «Собачьи годы» – одно из центральных произведений в творчестве крупнейшего немецкого писателя нашего времени, лауреата Нобелевской премии 1999 года Гюнтера Грасса (р.1927).В романе история пса Принца тесно переплетается с судьбой германского народа в годы фашизма. Пес «творит историю»: от имени «немецкого населения немецкого города Данцига» его дарят Гитлеру.«Собачий» мотив звучит в сопровождении трагически гротескных аккордов бессмысленной гибели немцев в последние дни войны. Выясняется, что фюрер завещал своим верноподданным собаку.
«Жестяной барабан» — первый роман знаменитого немецкого писателя, лауреата Нобелевской премии (1999) Гюнтера Грасса. Именно это произведение, в гротесковом виде отразившее историю Германии XX века, принесло своему автору мировую известность.
Гюнтер Грасс, лауреат Нобелевской премии по литературе, завоевал мировую славу полвека назад романом «Жестяной барабан», блистательно экранизированным в 1979 году Ф. Шлендорфом (фильм получил «Золотую пальмовую ветвь» на Каннском кинофестивале и «Оскара» как лучший иностранный фильм). Бестселлеры Грасса «Кошка и мышь», «Собачьи годы», «Траектория краба», «Из дневника улитки» переведены на десятки языков. «Луковица памяти» — книга автобиографическая. Рассказывая о своей юности, Грасс не умолчал и о нескольких месяцах службы в войсках СС, что вызвало грандиозный скандал вокруг его имени.
В Германии разразился очередной скандал, связанный с публикациями Гюнтера Грасса. На этот раз нобелевский лауреат Гюнтер Грасс опубликовал белый стих «Что необходимо сказать».Израиль объявил «персона нон грата» немецкого писателя Гюнтера Грасса, опубликовавшего антиизраильское стихотворение. Об этом сообщил глава МВД еврейского государства Эли Ишай. «Сочинение Грасса является попыткой разжечь пламя ненависти к Израилю и израильтянам, а также продолжением идей, которые он признавал в прошлом, когда носил форму войск СС, — подчеркнул он. — Если он хочет продолжать публикации своих искаженных и ложных работ, предлагаю ему делать это в Иране, где он найдет понимающую аудиторию».Глава МИД Израиля Авигдор Либерман также раскритиковал произведение Гюнтера Грасса, призвав европейских лидеров осудить высказывания писателя, способные усилить антисемитские настроения.
В 2009 году Германия празднует юбилей объединения. Двадцать лет назад произошло невероятное для многих людей событие: пала Берлинская стена, вещественная граница между Западным и Восточным миром. Событие, которое изменило миллионы судеб и предопределило историю развития не только Германии, но и всей, объединившейся впоследствии Европы.В юбилейной антологии представлены произведения двадцати трех писателей, у каждого из которых свой взгляд на ставший общенациональным праздник объединения и на проблему объединения, ощутимую до сих пор.
В четвертый том Собрания сочинений Г. Грасса вошли повести «Встреча в Тельгте» и «Крик жерлянки», эссе «Головорожденные», рассказы, стихотворения, а также «Речь об утратах (Об упадке политической культуры в объединенной Германии)».
Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.
Роман «Безумие Дэниела О'Холигена» впервые знакомит русскоязычную аудиторию с творчеством австралийского писателя Питера Уэйра. Гротеск на грани абсурда увлекает читателя в особый, одновременно завораживающий и отталкивающий, мир.
Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.
Каждый аромат рассказывает историю. Порой мы слышим то, что хотел донести парфюмер, создавая свое творение. Бывает, аромат нашептывает тайные желания и мечты. А иногда отражение нашей души предстает перед нами, и мы по-настоящему начинаем понимать себя самих. Носите ароматы, слушайте их и ищите самый заветный, который дарит крылья и делает счастливым.
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.
Знаменитый актер утрачивает ощущение собственного Я и начинает изображать себя самого на конкурсе двойников. Бразильский автор душеспасительных книг начинает сомневаться во всем, что он написал. Мелкий начальник заводит любовницу и начинает вести двойную жизнь, все больше и больше запутываясь в собственной лжи. Офисный работник мечтает попасть в книжку писателя Лео Рихтера. А Лео Рихтер сочиняет историю о своей возлюбленной. Эта книга – о двойниках, о тенях и отражениях, о зыбкости реальности, могуществе случая и переплетении всего сущего.