Из дневника последних лет жизни - [3]

Шрифт
Интервал

Про писательство. Я пишу так же как и пятьдесят лет назад, может быть, чуть лучше, но не сильно. Почему же только в 51 я смог зарабатывать на жизнь своими книгами? Я имею в виду, если я прав, а мои творения не так уж изменились, почему же так долго? Может, я ждал, пока мир признает меня? И если это произошло, то где я теперь? В плохой форме, вот где. Но я не думаю, что удача вскружила мне голову. Разве болван осознает, что он болван? Я не переоцениваю себя. Есть что-то, что я не могу контролировать. Когда я еду по мосту, я думаю о самоубийстве. Я не могу взглянуть на озеро или океан без мыслей о самоубийстве. Я не хочу зацикливаться на нем, но оно манит меня: САМОУБИЙСТВО. Как свет, горящий во тьме. Это выход, позволяющий тебе оставаться. Врубаешься? Иначе — безумие. И это не смешно, приятель. И когда я сочиняю неплохое стихотворение, оно помогает мне жить дальше. Не знаю, как другие люди, но когда я встаю с утра и надеваю ботинки, я думаю: "Боже, что дальше?". Я искорежен жизнью, мы никогда не двигаемся прямо. Я беру понемножку, не все целиком. Это как проглатывать ведра с дерьмом. Я никогда не удивлялся, что сумасшедшие дома и тюрьмы переполнены, что улицы переполнены. Я люблю смотреть на своих кошек, это расслабляет. И я чувствую себя в порядке. Только не помещайте меня в комнату, полную людей. Не делайте этого! Особенно в праздники. Никогда не делайте этого.

Я слышал, они нашли тело моей первой жены. В Индии. И никто не хотел его забирать. Бедная девушка. У нее была искривленная шея, не поворачивалась. В остальном она была красавицей. Он хотела развода, и она его получила. Я не был слишком добр или слишком крут, чтобы спасти ее.

9/21/91 9:27 PM

Вчера ходил на киношную премьеру. Красный ковер. Мерцающие лампы. Позже вечеринка. Ничего интересного. Слишком шумно. Слишком жарко. У стойки я наткнулся на парня с круглыми глазами. Он вообще не моргал. Я не знаю, кем он был. Или не был. Есть такие люди. С ним сидели три великолепные девушки, и он рассказывал мне о том, как они любят сосать. Девушки лишь улыбались и говорили: "О, да". И вся беседа вертелась вокруг этого. Дальше и дальше. Я пытался понять, правду ли мне говорят или просто шутят. Но вскоре утомился. А парень продолжал наседать, рассказывая как девушки любят сосать. Его лицо приближалось к моему, и он болтал без умолку. В конце концов я резко схватил его за воротник и, удерживая, сказал: "Послушай, как это будет выглядеть, если 71–летний парень выбьет из тебя дерьмо перед всеми этими людьми?" Потом я его опустил. Он отвалил вмести со своими курочками. Похоже мне здесь нечего ловить.

Похоже, придется сидеть в маленькой комнате и писать о нескольких вещах. Я видел достаточно человечности на ипподромах, в супермаркетах, кафе, на заправках, автострадах… Здесь нечем помочь. Но я чувствую, что луплю себя по заднице, когда хожу на сборища, даже если выпивка бесплатна. Это не для меня. у меня полно материала для работы. Люди опустошают меня. Мне нужно уединиться, чтобы восстановиться.

Что может быть лучше — я сижу здесь, согнувшись, покуривая и разглядывая слова на мониторе. Так редко можно встретить интересного человека. Это не просто раздражение, это, черт побери, землетрясение. Я становлюсь долбаным занудой. каждый может стать — и становятся. ПОМОГИТЕ!

Нужно хорошенько выспаться. Но прежде всего не читать. После того как прочитал что-то приличное не стоит искать еще. Лучше написать самому.

Я надеюсь проснуться утром. А если нет — чудесно. Больше никаких окон, бритвенных лезвий, ставок и машин, принимающих послания. К телефону чаще всего просят мою жену. Значит, колокола звонят не по мне.

Спать. Спать. Я сплю на животе. Старая привычка. Я жил со слишком многими безумными женщинами. Буду защищать собственность. Жалко, парень не вызвал меня. Я бы надрал ему задницу. Был бы безмерно благодарен. Спокойной ночи.

9/25/91 12:28 AM

Дурацкая жаркая ночь, кошки страдают в своих шкурах, смотрят на меня, но я не могу ничем помочь. Линда ушла по делам. Ей нужно куда-то ходить, с кем-то разговаривать. Все бы хорошо, но она напивается, а домой надо как-то добираться. Я-то плохой собеседник, болтать не люблю. Я не люблю обмениваться идеями — или душами. Я замкнут сам на себе. И хочу, чтобы меня не доставали. Я противостоял родителям, потом школе, я не хотел становиться обывателем. кем я был сначала тем я и стал. И не хочу, чтобы кто-нибудь лез ко мне. До сих пор.

Я думаю, что те, кто ведет дневники, удаляются от жизни. Я делаю это только потому, что все считают, что я должен это делать, то есть не на самом деле. Так проще. Я пускаю все на самотек. Камень с горы.

Я не знаю, что делать со скачками. Они созданы для меня. Я гулял сегодня в Голливудском парке, делая ставки на 13 забегов в Фэрплексе. После седьмого у меня было плюс 72 доллара. И что? Разве это лишит меня седины? Или сделает из меня оперного певца? Чего я добиваюсь? Я затеял сложную игру. 18 процентов. Еще немного. Меня не волнует, существует бог или нет. Не интересно. Так что, черт побери, насчет 18 процентов?

Я оглядываюсь и вижу того же самого парня. Каждый день он стоит в одном месте, разговаривает c тем или иным человеком. Или с двумя. Он в форме, говорит о лошадях. Как грустно. Что я делаю здесь?


Еще от автора Чарльз Буковски
Женщины

Роман «Женщины» написан Ч. Буковски на волне популярности и содержит массу фирменных «фишек» Буковски: самоиронию, обилие сексуальных сцен, энергию сюжета. Герою книги 50 лет и зовут его Генри Чинаски; он является несомненным альтер-эго автора. Роман представляет собой череду более чем откровенных сексуальных сцен, которые объединены главным – бесконечной любовью героя к своим женщинам, любованием ими и грубовато-искренним восхищением.


Записки старого козла

Чарльз Буковски – культовый американский писатель, чья европейская популярность всегда обгоняла американскую (в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил за два миллиона), автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности. Буковски по праву считается мастером короткой формы, которую отточил в своей легендарной колонке «Записки старого козла», выходившей в лос-анджелесской андеграундной газете «Открытый город»; именно эти рассказы превратили его из поэта-аутсайдера в «кумира миллионов и властителя дум», как бы ни открещивался он сам от такого определения.


Фактотум

Вечный лирический (точнее антилирический) герой Буковски Генри Чинаски странствует по Америке времен Второй мировой… Города и городки сжигает «военная лихорадка». Жизнь бьет ключом — и частенько по голове. Виски льется рекой, впадающей в море пива. Женщины красивы и доступны. Полицейские миролюбивы. Будущего нет. Зато есть великолепное настоящее. Война — это весело!


Хлеб с ветчиной

«Хлеб с ветчиной» - самый проникновенный роман Буковски. Подобно "Приключениям Гекльберри Финна" и "Ловцу во ржи", он написан с точки зрения впечатлительного ребенка, имеющего дело с двуличием, претенциозностью и тщеславием взрослого мира. Ребенка, постепенно открывающего для себя алкоголь и женщин, азартные игры и мордобой, Д.Г. Лоуренса и Хемингуэя, Тургенева и Достоевского.


Макулатура

Это самая последняя книга Чарльза Буковски. Он умер в год (1994) ее публикации — и эта смерть не была неожиданной. Неудивительно, что одна из главных героинь «Макулатуры» — Леди Смерть — роковая, красивая, смертельно опасная, но — чаще всего — спасающая.Это самая грустная книга Чарльза Буковски. Другой получиться она, впрочем, и не могла. Жизнь то ли удалась, то ли не удалась, но все чаще кажется какой-то странной. Кругом — дураки. Мир — дерьмо, к тому же злое.Это самая странная книга Чарльза Буковски. Посвящается она «плохой литературе», а сама заигрывает со стилистикой нуар-детективов, причем аккурат между пародией и подражанием.А еще это, кажется, одна из самых личных книг Чарльза Буковски.


Почтамт

Чарльз Буковски – один из крупнейших американских писателей XX века, автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности.Свой первый роман «Почтамт», посвященный его работе в означенном заведении и многочисленным трагикомическим эскападам из жизни простого калифорнийского почтальона, Буковски написал в 50 лет. На это ушло двадцать ночей, двадцать пинт виски, тридцать пять упаковок пива и восемьдесят сигар.


Рекомендуем почитать
Рига известная и неизвестная

Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.


Виктор Янукович

В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.


Гиммлер. Инквизитор в пенсне

На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.


Сплетение судеб, лет, событий

В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.


Мать Мария

Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.


Герой советского времени: история рабочего

«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.