Из батареи сердца - [2]
Шрифт
Интервал
И лбом горящим плавит лед стекла,
Легко прожечь последнюю преграду
В ночную глубь, как сердца глубь прожгла
Тоска безмолвной пристальностью взгляда
И память, – ночь трепещущим крылом,
Не захлебнешься ты в предсмертьи бреда,
И угольной водой за угольным стеклом
Плывут томительно ночные беды.
Но радостью рассказанных поэм
Ты сердце ночи болью не отравишь,
И сплетены туги два тела тем
В колышущихся перьях клавиш.
То лебединый не возьмет полет
Тоска за облако ночного света,
И сердце хрусталем сжимает лед
Еще живое мертвого поэта.
1919 г.
Был полог…
Был полог неба странно фиолетов
Ночная выползала синева.
В улыбках женщин и стихах поэтов
Твоя улыбка и твои слова.
В движеньи звезд твои снисходят взоры,
И голос твой – дыханье тишины,
Как вечером в углах неслышный шорох,
Как голос посещавший сны.
Ведь это ты. Тебе поют страницы,
Тебе дыханье каждое и миг,
И имя, в небе тень летящей птицы,
Мелькнет над каждою из книг.
Закрыть глаза и губы видеть ближе,
Дыхание порывисто и горячо,
И вал воды с покорной страстью лижет
Далекой пристани гранитное плечо.
И так же, как сейчас, погаснет вечер,
Ночная выползает синева,
И в горький час последней встречи
Твои усталые падут слова.
Далекий вечер. Дали в сини нежны
И зоркий страж – вечерний полусвет,
Как будто взором странным и прилежным
Следила девушка иных планет.
1916 г.
Георгий Золотухин
Вам, любовь льющей, Лее.
Каменная колыбель
Если хочешь плавать в вековечном стиле, –
От долины Качи правь на Инкерман;
Здесь тысячелетья облака сгустили,
Каменные глыбы помнят Океан.
Здесь зачатье мысли, предначалье Змею,
Вырезы титанов на уступах скал;
Розовое небо спрятало Акмею,
Чтоб пиитов смену дух любви взласкал,
Подойди и смолкни. Убедись, запомни,
Что штрихи былого нежат примитив;
Челюсти громады, грудь каменоломни
Зарождают прочно крепкий коллектив.
Неистерты знаки павших поколений,
Вырезаны резко гордо-письмена;
В космоса горниле выковался Ленин,
Чтобы закрепилась Новая Весна.
Из страны спокоя для страны бунтарья
Кинул красноволны каменный Титан:
Пало крепкосталье, вспела Пролетарья: –
Из долины Качи правь на Инкерман!
Эскиз к поэме «Паяц»
Паяц, выходи на эстраду!
Раскинь по песку душ треск погремушек,
Кудрявых игрушек шараду.
Бац!!!
Мы так устали, паяц…
Удуши арлекинов,
Из смеха петлю накинув;
Каруселиям тупости в пасти
Вбей клинья,
Клювом орлинья
Скуку гнезда разори.
Рукою не старой зари
Хотим обладать.
Паяц, дай себя обглодать!
Кости твои – радий,
Улыбки – электричество,
Их в оболочке-ограде
Мириадоколичество.
Вышел паяц.
Вышел и ах!
Умерли звоны в пустых мирах;
Нет у шута от печали зубастой
Всеисцелительной пасты.
Гоготом встречен… бац!!!
Упал, искалечен паяц…
Ничего!
От паяцовой корчи,
От его разбитой рожи
Станет горе еще горче,
Станет смех дороже.
Готика
Сегодня любовь мою
На крестах устах вешали
И болталась на перекладинах площадей
Она,
В глазных впадинах людей
От звена до звена
Пробегая.
Душа нагая пламенными языками
Лизала звезды – леденцы небесные,
В неба зало вошли с жолтыми клыками
Мертвецы и пролились отвесные
Дожди конца.
– Не жди, не жди гонца!
Безкровного моления утешители
Священничали,
То ровного умаления небожители
Мошенничали.
Двери доверий к паперти
Заперты и повешена радуга
Туша
И рада как грешная
Душа.
На колокольне пробило двенадцать…
Не сорваться ль с виселицы и раздольней
Повеселиться?
Или повисеть в коленкоре черном,
Быть рыбой, попавшей в сеть
В разговоре-горе вздорном?
Как лучше жить: быть минутным,
Облака из лучей шить или смутно мутным
Потоком течь под оком человечьих свеч?
Кто скажет?
А тоска жжет
И все чаще, чаще пояски поисков
В гуще чащи теряются:
Лишь думы последними, шалыми
Жалами колоть ухитряются.
Что будет? Смерть ли разбудит
Небытием
Или вина загадочного вина лихорадочного
Еще попьем??
Вы умерли
Вы умерли. Когда его душа,
Без берегов, как лебедь в океане,
Взрезала облака таинственных исканий,
То буйствуя, а то едва дыша,
Где были вы? Холодною скалою,
Величественной строгой и немой,
Вы звали вниз горячий голос мой,
К житейскому, земному аналою.
И лебедь был готов смирить зигзаги крыл,
Покорствуя безстрастным струнам зова,
Но через силу взмах и лебедь снова, снова
Алмазам солнца грудь свою открыл.
Вы умерли. И если розой смерти
Спадет на мрамор кровь разбитой головы,
Вы – многодумная, вы, девушка, поверьте:
Не лебедь умер… нет… не он, а вы.
Вадиму в дыму веков
Не жжет огонь, огонь не палит,
Междупланетные мосты
Забыли о гнедой опале
Седоволосой простоты.
«Громокипящий» кубок выпит,
Динам машиною визжа,
По телу престарелой выпи
Гуляла смелая вожжа.
Ты уловил круговращенье
Надзвездных звеньев вен, звени
Стеклом по стали возвращенья,
Хлыстом по черепу свиньи.
Тяжеловесный спутник рядом,
Окованный семьей кольчуг:
То я с разгневанным отрядом
С тобою с небом в бой лечу.
Мария Калмыкова
Выкидыши литературы
Танк футуризма раздавил муравейник старой литературы. Мокрое место осталось от всех направлений. Вспрыгнувшая молодая Россия твердо стала на гранитную площадь, вымощенную футуристами. Титаны железного слова гигантскими взмахами раскидали зажигательные факелы в горючие дебри молодых умов, и мировое небо затягивается облаками космической поэзии. Огромной рукой мускулистой молодежи навеки замурован склеп, где покоится смрадный труп разложившейся литературы. Ни червяк, выползающий из щели склепа, ни моль, зажатая в фалды нового сюртука, не воскресят любви к муравьиной поэзии, сложной и ненужной, как паутина. Ни бледные символисты, ни пресные акмеисты не поднимут больше головы. Но всякая шкура имеет своих паразитов.