Из ада в рай обратно - [6]

Между тем обвинение никому не ведомого, скромного служащего кирпичной фабрики Менделя Бейлиса имело совсем другой замах. Его обвиняли в совершении РИТУАЛЬНОГО убийства – умерщвлении мальчика-христианина изувером-евреем ради единственной цели: обескровить его еще живым и использовать кровь для приготовления мацы к приближавшейся еврейской пасхе (существует будто бы у евреев такой каннибальский ритуал). То есть в преступлении, которое – опять же гипотетически – никто, кроме еврея, совершить не может.

Киевский подросток Андрей Ющинский был убит воровской шайкой из опасения, что он раскроет случайно ставшие ему известными ее тайны, – об этом узнала вся Россия из блестящих репортажей докопавшихся до истины мужественных русских журналистов. Но все силы властей, полиции, прокуратуры, церкви и даже науки объединились, чтобы доказать вину подсудимого Бейлиса. Не столько его личную, сколько всего еврейства, которое он на этом процессе олицетворял[2].

Несмотря на беспрецедентный нажим властей и так называемого «общественного мнения», Бейлис в 1913 году был оправдан судом присяжных. Это оправдание очень многими расценивалось и расценивается еще сейчас как торжество законности и справедливости, поскольку присяжные заседатели не поддались ни угрозам, ни давлению, оставшись верными своей совести. Это и так, и не так. Да, Мендель Бейлис был оправдан, но задача устроителей безумного шоу состояла вовсе не в том, чтобы отправить на сибирскую каторгу именно этого тщедушного еврея, волею судьбы оказавшегося пешкой в большой политической игре.

Главная задача состояла в том, чтобы устами присяжных и судей подтвердить ритуальный характер убийства, то есть осудить не Бейлиса, а нацию, которая якобы следует иуверским догматам и поэтому представляет опасность для безвинных жертв. Эта задача была достигнута.

Вот как сформулирован первый вопрос, который суд поставил перед присяжными: «Доказано ли, что ‹…› 13-летнему мальчику Андрею Юшинскому при зажатом рте были нанесены колющим орудием на теменной, затылочной, височной областях, а также на шее раны, сопровождавшиеся поражением мозговой вены, артерий, левого виска, шейных вен, давшие вследствие этого обильное кровотечение, а затем, когда у Ющинского вытекла кровь в количестве до пяти стаканов, ему вновь были причинены таким же орудием раны в туловище, сопровождавшиеся поражением легких, печени, правой почки, сердца, в область которого были направлены последние удары, каковые ранения, в своей совокупности числом 47, вызвали мучительные страдания у Ющинского, повлекли за собой почти полное обескровление тела и смерть его?»

Если бы перед заседателями суд поставил вопрос, который его только и должен был интересовать, – доказано ли, что смерть Ющинского наступила в результате нанесения ему множественных колющих ран, – и присяжные ответили на него утвердительно, это была бы не более чем констатация несомненного факта, влекущая за собой предусмотренные законом правовые последствия. Но назойливое и целенаправленное подчеркивание прижизненного «полного обескровления тела» – будто бы главной цели убийцы, как и «мучительных страданий» жертвы, которые, согласно обвинительной версии, являются обязательным атрибутом «кровавого еврейского ритуала», – диктовалось отнюдь не юридической задачей. Да и вообще, строго говоря, рассмотрение этих, сугубо медицинских, подробностей относится к компетенции врачей, а не заседателей (тщательно подобранных: четыре крестьянина, два почтовых чиновника, вокзальный кассир, сторож винного склада, трамвайный контролер, извозчик, помощник ревизора и домовладелец; все интеллигенты были умело отведены прокурором). Но, стремясь к достижению определенной цели, судья, нарушив закон, поставил перед заседателями основной вопрос в формулировке, приведенной выше, и получил на него единогласный утвердительный ответ.

Рассказывают, что, покидая судебный зал, один из заседателей так ответил столичному репортеру: «Евреи, конечно, пьют кровь христианских младенцев, но этот еврей не виновен». Несчастного Бейлиса оправдали, и тысячи незнакомых друг другу людей, торжествуя победу, плакали от счастья и обнимались на улицах. Но то была мнимая победа. Оправдав одного и вместе с тем ответив положительно на первый вопрос, «двенадцать разгневанных мужчин» фактически подтвердили клевету, возведенную на целый народ.

Еще до организации этого процесса Россия потеряла (при ином подходе к проблеме – избавилась) около полутора миллионов евреев, которые, спасаясь от гонений, переселились в США. Двухлетняя (пока длились следствие и суд) антисемитская травля на страницах массовой печати еще больше стимулировала евреев к бегству за океан, где они могли чувствовать себя в безопасности. Переполненные беженцами корабли один за другим отплывали из Петербурга, Риги, Одессы под злобный вой черносотенных изданий.

Бежали самые бедные, самые неприкаянные, самые ранимые, те, у кого было мало шансов организовать в России свою жизнь и дать детям возможность получить образование, сделать карьеру. Те же, кто, превозмогая всяческие трудности, уже стали обладателями университетских дипломов или по другим основаниям получили легальную возможность обосноваться в столицах (Петербурге и Москве), – те никуда не уезжали, чувствуя себя в относительной (а возможно, и не только относительной) безопасности: ведь в столицах никаких погромов не было и вряд ли могло быть, вопреки всем стараниям черносотенного «Союза русского народа».