Из ада в рай обратно - [10]

Шрифт
Интервал

Особую подозрительность вызывали русские псевдонимы евреев-большевиков. И опять-таки лишь ничтожный процент революцнонеров – евреев (не большевиков) действовал под псевдонимом, например Юлий Мартов (Цедербаум), тогда как чуть ли не все ведущие евреи-большевики избрали себе псевдонимы, звучавшие на русский лад. Между прочим, псевдонимами («партийными кличками») пользовались большевики и с иными этническими корнями: Ленин (Ульянов), Молотов (Скрябин), Сталин (Джугашвили), Камо (Тер-Петросян), Киров (Костриков), Артем (Сергеев), Ломов (Оппоков) и множество других, скрывавших свои подлинные имена ради конспирации. Но их псевдонимы почему-то никого не волновали – раздражение вызывал лишь выбор русских имен евреями.

Строго говоря, в пользовании псевдонимами не было бы ничего странного, ибо право на выбор имени относится к числу неотъемлемых свобод гражданина в демократическом обществе. Но в реальных российских условиях, при вековой подозрительности населения, во всем видящего какой-то скрытый, потаенный смысл, при многолетней остроте «русско-еврейского вопроса», в накаленной обстановке смертельного политического противостояния, эта, поражавшая воображение, нарочитость в сокрытии своих подлинных имен евреями производила крайне негативное впечатление и порождала совершенно невероятные гипотезы о заговоре мирового еврейства.

Здесь необходимо отметить один феномен российской реальности, не усвоив который трудно понять многое из того, о чем пойдет речь дальше. Ментальности россиянина, живущего в многонациональной стране, где несколько десятков этносов имеют к тому же и свою обособленную территорию, но все принадлежат одному государству, издавна свойственно соотносить – совершенно автоматически, не всегда над этим задумываясь, – ту или иную личность с ее национальной идентификацией. Некий условный Иванов, какой бы пост он ни занимал, чем бы ни занимался, пел ли арию в опере, лечил больных, преподавал в школе, истязал арестованных или промышлял карманными кражами, всегда просто Иванов, и никто больше. Но благородный Манукян – «хороший армянин», мошенник Шарашидзе – «плохой грузин», и даже ничем не примечательный, невзрачный, серенький Рабинович – не пустое место, не ноль без палочки, а «просто еврей»!..

Еще того более: среди носителей не очень четко выраженных имен русский слух непременно ищет признаки еврейских корней. Поэтому, когда его сбивают с толку «благозвучием» чисто русских фамилий, он относится к такому маскараду с подозрением и настороженностью. Зачем этот господин (точнее, товарищ) прячет свое первородство? Зачем равняет себя под русского? Не иначе как с какой-то тайной и подлой целью… Такова извечная специфика российской действительности. Она сохранилась (даже еще обострилась) и по сей день. А тогда, в обстановке социально-политических катаклизмов, она приобретала порой истерический характер: нахлынули на святую Русь еврейские полчища, где каждый прикрылся, как щитом, русской фамилией! Так это все воспринималось значительной частью русского общества, так раздувалось теми, кто пытался извлечь из всего, что происходило, политические дивиденды. Но ленинцев все это мало интересовало. К антисемитизму им было не привыкать, сами они антисемитами не были и быть не могли, к клевете врагов относились в высшей степени равнодушно.

Даже Максим Горький, защищая евреев от антисемитских наскоков, призывал большевиков иудейского происхождения «проявлять больше морального чутья». Большевики не вняли. Сразу после октябрьского переворота к Троцкому явилась делегация петроградской еврейской общины, ведомая главным столичным раввином. Делегация предупредила, что активное участие евреев в различных структурах большевистской власти создает реальную опасность для еврейского народа. Троцкий ответил, что евреи как таковые его совершенно не интересуют, ибо сам он не еврей, а интернационалист[13].

Наступила эпоха митингов – редко какой из них обходился без еврейского присутствия на трибунах. Это было у всех на виду – это же делало и «погоду». Тут Солженицын прав: «многие еврейские ораторы (корректнее и точнее было бы сказать; революционные ораторы еврейского происхождения, ибо никакого еврейства в их ораторстве не было. – А. В.) не сумели увидеть, не замечали, что именно на их частое мельтешение на трибунах и митингах начинали смотреть недоуменно и косо» (т. 1, с. 65)*. (* Здесь и далее цитируется книга А. Солженицына «Двести лет вместе». – Примеч. ред.)

Это высокомерное пренебрежение российскими реалиями горстки – по масштабам страны – ленинских бунтовщиков дорого обойдется – увы, не только мельтешившим горлопанам…

Широко бытует (а ныне повторяется в современных «патриотических» изданиях множество раз) мнение, будто евреи составили большинство в первом советском правительстве и сразу же заявили о себе как о «националистической элите, пришедшей к власти в чуждом им государстве»[14]. Даже Молотов, сам находившийся десятилетия на самом верху большевистской пирамиды и отлично знавший истину, в беседе с тем же Чуевым повторял антисемитские банальности: «Евреи занимали многие руководящие посты, хотя составляли невысокий процент населения страны… В первом (советском) правительстве большинство составляли евреи»[15].


Еще от автора Аркадий Иосифович Ваксберг
Моя жизнь в жизни. Том 1

Аркадий Ваксберг — прозаик, публицист, драматург, юрист. Как адвокат, он участвовал в десятках судебных процессов, и эти личные впечатления долгие годы питали его творчество. В качестве специального корреспондента «Литературной газеты» он исколесил страну — итогом этих командировок были судебные очерки, незабытые до сих пор. Он автор около сорока книг, многие из которых переведены на десятки языков, пьес для театра, сценариев художественных и документальных фильмов, телесериалов. Ему довелось встречаться со множеством замечательных людей, помогать тем, кто попал в беду, быть свидетелем поразительных событий, оставивших яркий след в истории уходящего века. Известный публицист рассказывает в своей мемуарной книге о событиях и встречах, которых было так много на его жизненном пути, вводя читателей в мир, долгие годы скрытый от постороннего взора.


Преступник будет найден

СОДЕРЖАНИЕ3 АРСЕНАЛ СЛЕДОПЫТА17 ПРОСТОЙ ШТЫК33 СМОТРЕТЬ И ВИДЕТЬ49 А НАУКА ХИТРЕЕ59 ПОМОЩЬ ИЗДАЛЕКА67 ФАКТЫ И ФАКТИКИ73 ПЕРВОЕ ДЕЛО79 ЧУДАК-ЧЕЛОВЕК95 МОГУЧИЕ СОЮЗНИКИ111 ДЖЕНТЛЬМЕНЫ УДАЧИ123 МАСКА, Я ТЕБЯ 3НАЮ!143 ЗА ДОБРО — ДОБРО.


Лиля Брик. Жизнь и судьба

Загадка этой хрупкой женщины, до последних дней своей жизни сводившей с ума мужчин, миновавшей рифы Кремля и Лубянки и устоявшей перед всеми ветрами жестокого XX века, так н осталась неразгаданной. Ее называли современной мадам Рекамье, считали разрушительницей моральных устоев, обвинили в гибели Маяковского. Один боготворили ее, другие презирали и ненавидели. К 85-летнему юбилею Ив Сен-Лоран создал для нее специальное платье, а молодой французский романист признался в любви.Об одной из самых магических женщин уходящего века рассказывает эта книга.


Белые пятна

В новую книгу известного публициста Аркадия Ваксберга вошли судебные очерки, многие из которых публиковались в «Литературной газете». Писатель затрагивает существенные проблемы современной жизни — юридические, социально-экономические, политические и нравственные.


Моя жизнь в жизни. Том 2

Аркадий Ваксберг — прозаик, публицист, драматург, юрист. Как адвокат, он участвовал в десятках судебных процессов, и эти личные впечатления долгие годы питали его творчество. В качестве специального корреспондента «Литературной газеты» он исколесил страну — итогом этих командировок были судебные очерки, незабытые до сих пор. Он автор около сорока книг, многие из которых переведены на десятки языков, пьес для театра, сценариев художественных и документальных фильмов, телесериалов. Ему довелось встречаться со множеством замечательных людей, помогать тем, кто попал в беду, быть свидетелем поразительных событий, оставивших яркий след в истории уходящего века. Известный публицист рассказывает в своей мемуарной книге о событиях и встречах, которых было так много на его жизненном пути, вводя читателей в мир, долгие годы скрытый от постороннего взора.


Поединок столетия

«Поединок столетия» — книга не совсем обычного жанра. Это повесть о прославленном болгарском коммунисте Георгии Димитрове, о его жизни, полной мужественной борьбы, опасностей и приключений, о его беспримерном поединке с фашизмом на судебном процессе в Лейпциге. Но рассказ то и дело прерывается публицистическими раздумьями автора, историческими справками, официальными документами и письмами. Все они — подлинные. Для большей стройности и собранности повествования автор в некоторых случаях объединяет документы и показания участников Лейпцигского процесса: перед судом прошло множество свидетелей, в повести они представлены значительно меньшим числом.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.