Июнь-декабрь сорок первого - [18]

Отдельные наши воинские части попали в окружение врага... Неприятель думал, что он заполучит N-ю стрелковую дивизию. Окруженная со всех сторон, дивизия казалась обреченной. Однако бойцы пробились из кольца...

В Берлине сидит корреспондент шведской газеты "Стокгольм тиднинген" некто Крусенштерн. Политические симпатии человека, которому гитлеровцы разрешили сидеть в Берлине и посылать телеграммы в Стокгольм, совершенно ясны. Но вот что пишет Крусенштерн: "Во Франции если часть была окружена, она делала из этого логический вывод - она сдавалась. Русские сражаются, пока они еще могут шевельнуть хотя бы одним пальцем. Они не сдаются..." Легко себе представить раздражение немцев - все их планы перепутаны упрямыми русскими - они не хотят сделать "логического вывода" - они не сдаются. Они "шевелят пальцами", и от этого недопустимого движения немцы падают, сраженные пулеметным и ружейным огнем..."

* * *

Первое слово было сказано. А в дальнейшем пойдут более конкретные материалы: очерки Александра Полякова о героических боях в тылу врага и выходе из окружения дивизии генерала К. Н. Галицкого; очерк Петра Павленко "Дивизия, не боящаяся окружений"; статья генерала И. В. Болдина, который от самой границы вел и в конце концов вывел из вражеского кольца значительную группу советских войск, преодолев с боями сотни километров; еще одна статья боевого командира - полковника Т. Новикова - о том, как его дивизия, оказавшись в окружении, успешно громила врага в течение тридцати двух дней.

* * *

Вчера Соловейчик привел в редакцию поэта Иосифа Уткина. Высокий, красивый, с пышной шевелюрой. Сказал, что едет на фронт и, если будем печатать, готов присылать нам стихи.

- Когда их можно ожидать? - поинтересовался я.

- Ну, знаете ли... ни один поэт вам этого не скажет, - ответил Уткин с гордой улыбкой. - Впрочем, - продолжал он после небольшой паузы, - могу уже сейчас предложить вам кое-что готовое.

Вынув из кармана несколько листиков с рукописным текстом, Уткин положил их на мой стол. Это было его стихотворение "Прощание с бойцом", которое напечатано в сегодняшнем номере газеты. Вот оно:

Давай я тебя расцелую.

Но помни: с войной не балуют.

А впрочем, тебе не впервые

Шагать на дела боевые.

Ты к Бугу подходишь, и клены

Бойца принимают с поклоном.

Деревья еще не забыли

Легенды буденновской были.

Глубокие волны Дуная...

И снова картина родная:

Не этим ли волнам тобою

Свобода дарована с бою?

А воды и Рейна и Вислы?

Они, как народные мысли,

Они, как товарищи с речью,

К тебе устремятся навстречу.

И всюду, где быть ни придется,

Товарищ повсюду найдется.

И даже в Берлине, - пошаришь,

И там у тебя есть товарищ.

Мы в этой войне небывалой

Идем как бойцы-запевалы.

И песня народная скоро

Всемирным подхватится хором!

Давай я тебя расцелую.

Но помни: с войной не балуют.

А впрочем, тебе не впервые

Шагать на дела боевые.

Поэт заглянул далеко вперед! Тем эти стихи и примечательны.

* * *

Среди прочих материалов, напечатанных в том же номере, выделяется репортаж нашего спецкора Павла Трояновского "Удары с воздуха по вражеским базам". Еще бы! Геринг давно объявил об уничтожении советской авиации, а она, оказывается, совершает успешные боевые рейды далеко за линию фронта: летчики Черноморского флота бомбят немецко-фашистские базы в Констанце и Сулине, наносят удары по военным объектам в Плоешти.

Трояновского я знал еще с Халхин-Гола, по "Героической красноармейской". Он и тогда отличался обостренным чутьем газетчика: всегда угадывал, что требуется для газеты в данный момент, и умел добыть нужный материал. Его настойчивость в достижении цели и отвага уже там были испытаны многократно.

Лишь однажды оплошал Трояновский.

Суть дела такова.

"Героическая красноармейская" ежедневно печатала обзоры военных действий. Составляли мы их в редакции, затем я или секретарь редакции Михаил Певзнер несли текст к Г. К. Жукову, и лишь с его одобрения очередной обзор на следующий день появлялся на первой полосе газеты. Случилось как-то, что и я и Певзнер, занятые какими-то неотложными делами, не смогли пойти к Жукову. Послали к нему с нашим обзором Трояновского. Прибыл он в блиндаж командующего. Адъютант усадил Трояновского возле входной двери, сказал, что нужно подождать. К Жукову и от Жукова непрерывно сновали командиры с ромбами и шпалами в петлицах. У Трояновского же было в ту пору всего два кубаря, и он никак не мог дождаться разрешения адъютанта на вход к командующему. Просидел в приемной до тех пор, пока туда не вошел зачем-то сам Жуков. Увидев Трояновского, он строго спросил адъютанта:

- А что здесь делает младший политрук?

Адъютант не успел ответить. Павел Иванович, вытянувшись в струнку, доложил, как положено по уставу:

- Младший политрук Трояновский, корреспондент "Героической красноармейской". Принес вам на визу обзор боевых действий.

Георгий Константинович кивком головы пригласил его к себе. Присев к столу, поинтересовался:

- Давно ждете?

- Два часа, - бодро отчеканил Трояновский, считая своей заслугой такую длительную выдержку.

- Два часа?! - возмутился Жуков. - Вот так-так... А вас ведь ждет газета. Какой же вы газетчик? Я слыхал, что газетчики - народ сметливый и настойчивый. Настоящий газетчик прорвался бы ко мне через все преграды, сам бы открыл дверь к командующему и уже вот у этого стола попросил разрешения войти... Давайте сюда ваш обзор.