Июльский ад - [53]
«Тридцатьчетвёрка» с натянутой уже на катки гусеницей начала медленно отъезжать от реки и только сунулась было на взгорок, как прямо перед самой башней взметнулся в небо огненный смерч, приправленный сухой июльской землёй.
— Валька! — заорал Валентин. — Засеки, откуда по нам палят?
— А хрен их знает! Сейчас соображу…
— Соображать некогда! — вмешался Владимир. — Смотри, на нас «тигр» прёт на всей скорости!
— Где?… А, точно! Ну-ка, брательник, наведи на него своё орудие!
— Дьявольщина!.. Не могу, Васька, не могу! Что-то заклинило наше орудие…
— Ах, Володька, вечно ты…
— Замолчите! — закричал им Валентин. — У нас нет времени на пререкания! И вообще — у нас ни на что нет времени! Я иду на таран!.. — Как вы… Согласны?…
Василий и Владимир промолчали, а Фёдор истово закрестился:
— С нами Бог! Он нам поможет! На святое дело идём: за Родину, за…
Страшной силы удар потряс танк, вздыбил его вверх как игрушку. И весь экипаж «тридцатьчетвёрки» мгновенно провалился в мёртвую тишину…
Владимир, тихо постанывая, выполз из танка, огляделся. Мощный и «неуязвимый» немецкий «тигр» лежал неуклюже на боку и дымился. Их же танк Т-34 бесстыже вздыбленным передком придавливал его к земле, словно бы не желая более пускать это чудовище в схватку. И снова была разорвана гусеница…
Владимир по одному вытащил из танка братьев Василия и Валентина, заряжающего Фёдора Полежаева, уложил их на травке. Они, оглушённые встречным тараном, были без сознания.
А страшный бой продолжался и всё приближался к «разутой» «тридцатьчетвёрке» Кошляковых. Василий в ярости колотил кувалдой по проклятой гусенице, но один он ничего не мог сделать, да и вообще Т-34 надобно было сначала стягивать с опрокинутого «тигра», иначе ремонт гусеницы был бы бесполезен. И слёзы бессилия — вместе с обильным потом — катились по щеке танкиста.
Откуда-то со стороны Берегового вынырнула машина — «полуторка». Из кабины её выпрыгнула Фаина с сумкой медикаментов.
— Что? Что случилось? — на ходу закричала она. — Где Валентин, Владимир? Где он?
Владимир молча указал на лежащих без сознания танкистов. Фаина быстро осмотрела их и, облегчённо вздохнув, сказала, что они скоро очнутся, а сама склонилась над Валентином. Разглядев его ножевую рану, с которой соскочила повязка, она достала пакет, начала перебинтовывать плечо.
— Ах ты, мой миленький, — приговаривала она, — ах ты, мой родненький! Ну потерпи, потерпи немного… Я сейчас…
Со стороны хлебного поля показался пылающий танк Т-34. С него, выскочив из верхнего люка, спрыгнула одинокая фигурка. А металлический факел продолжал самостоятельно нестись к реке. До берега он не доехал: взорвались боеприпасы и башня «тридцатьчетвёрки» в одну секунду улетела далеко в сторону.
Увидев эту страшную картину, Фаина ещё сильнее прижала к себе ещё не пришедшего в сознание Валентина.
— Господи! — стонала она, орошая лицо Валентина слезами. — Да что же это такое творится!.. Мамочка ты моя родненькая!.. Помоги нам, господи!..
Владимир, ошеломлённый увиденным и оглушённый до сих пор тараном, молча, будто бы контуженный, смотрел на пылающий костёр «тридцатьчетвёрки», на приближающегося танкиста, минуту назад выпрыгнувшего из бронированной машины, которая теперь совсем не была похожа ни на танк, ни на что-либо другое.
— Зенин?… Никанор?… — Владимир вглядывался в подошедшего танкиста и с трудом узнавал его. — Это ты?
Тот криво усмехнулся:
— Я, конечно, а кто же ещё… Воды у тебя нет? Пить хочу — просто ужас!
— В фляге нет, кончилась… Да вот же, Никанор, река… Вот берег!
— Пойдём, Володя, попьём. Да умоемся. Устал я…
Они попили из Пела, сполоснули лица, и только тогда Зенин спросил:
— Видел, как меня?!
Владимир молча кивнул головой.
— Суки фашистские! — сквозь зубы сплюнул Никанор. — Чуть заживо не изжарили! А за что, спрашивается? За то, что я коммунист и исправно выполняю партийные поручения?…
— Не горюй, Никанор, мы вот тоже… Но разминулись…
— И… что? Все — насмерть?
Владимир улыбнулся:
— Не угадал, Никанор! Мы — Кошляковы — живучие! Смотри левее, вон гуда, за куст: лежат-отлёживаются гвардейцы, в себя приходят…
Зенин проследил за пальцем Владимира и тут же громко вскрикнул:
— Фаина?… Владимир, это же Фаина, а?… Фаина!..
А Фаина в это время была занята застонавшим, приходящим в себя Валентином. Она, низко наклонившись к нему, слегка, касалась губами его шеи, щёк, закрытых глаз, губ и что-то бессвязно шептала, сама плотно сомкнув веки.
— Фаина! — снова, но уже в отчаянии, воскликнул Никанор. — Фаина, посмотри на меня!
Фаина чуть приподняла лицо и, мельком взглянув на капитана напрочь отсутствующим взглядом, снова перевела взор на Валентина.
— Что?… — вдруг шёпотом спросил Никанор. — Что с нею случилось? Володька, зачем она так, ведь мы с ней… Зачем? Что случилось?
Владимир смахнул пот со лба, отвёл глаза в сторону.
— Знаешь, Зенин, по-моему, у вас с Фаиной было обыкновенное фронтовое увлечение.
— Что ты? Что ты мелешь, Кошляков?
— Я не мелю, а говорю тебе, кажется, всю правду.
— Какую правду? Ты что, дурак? Ты спятил? Какую ты мне правду говоришь?
— А такую: у вас с Фаиной, Никанор, было обыкновенное увлечение, а у Валентина с ней — настоящая любовь. Я только сейчас начал понимать это, но понимать — всем сердцем.
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.