Иверь - [32]

Игорь с сомнением посмотрел на меня и спросил, знаю ли я, сколько культивируется растение или что такое устойчивая положительная мутация. Я ответил, что знаю. Он покачал головой и сказал напоследок:

– Ящериц жрать не буду. Я лучше и дальше на концентратах буду жить.

– На полгода их еще, может быть, хватит. А потом?

– На капсуле еще возьму, – угрюмо ответил Игорь.

– Я все-таки надеюсь, что нам эти аборигены помогут сельское хозяйство поднять, – сказал я, искренне сочувствуя моему товарищу-гурману.

Несколько дней мы с сомнением разглядывали табор, примостившийся на окраине деревни. Вообще, с приходом этих людей поселок оживился. Между домов бегали и играли дети – их и наши. Единственное, что я обязал беженцев сделать, – это вырыть в поселке три колодца: один им и два нам – во дворике замка и недалеко от торгового поста. Ходить каждое утро к ручью за полкилометра, чтобы умыться, уже поднадоело.

Сомнения относительно беженцев – что с ними делать дальше – решились через три дня, когда вернулся Инта.

Хитрый старик-предводитель оказался…

Мы с Тисским пошли к табору, и паренек только увидел старика, как сразу бросился к нему. Они обнялись, и я видел слезы на глазах своего помазанника и старика. Переглянувшись с Игорем и Десятником, мы подошли ближе.

Инта подвел старика к нам и объяснил:

– Это брат моего деда. Он после смерти отца приютил меня. Когда я стал мужчиной, то вернулся в свой род, где правил брат моего отца.

Я спросил у старика:

– Если вы такие близкие, зачем было ломать комедию?

Старик понял с трудом и пояснил:

– Бог Прот – справедливый бог. Знает время войне и миру. Знает беды и радости. Мы хотели видеть, не изменился ли тот, кто прогнал нас с реки.

– И что? – самым скучным голосом спросил я.

Старик сквозь слезящиеся глаза посмотрел на меня и сказал:

– Мы увидели.

Я взглянул бегло на Инту:

– Меня не поняли. Спроси, что он увидел. Изменился я или нет?

Инта, остановленный жестом старика, так и не спросил.

– Я понял вопрос, – ответил старик. – Но так ли уж важно богу знать мнение смертных?

Я усмехнулся трудному старику.

– Ты прав. Запоминай правила, старик. – И, обведя рукой вокруг, продолжил: – Все, что видно с крыши каменного дома, принадлежит Инте Тисскому. У него еще есть владения. В них он хозяин. Все его, кроме того, что он разрешает своим людям оставлять себе. Он вождь. Все охотники подчиняются ему и никому больше, кроме тех, кого он назначает. Все назначаемые приносят присягу верности при мне. Если они нарушают ее, я казню нарушителя. По своему усмотрению – как именно. Все рабы имеют возможность освобождения по его требованию и с выплатой выкупа. Все свободные люди, населяющие Тис и другие земли во владениях Инты, живут под его законом и защитой. Работают на благо селений и могут рассчитывать на справедливую плату за труд. Платим металлом, изделиями из него. Платим питанием, доставляемым охотниками, и так далее. Здесь его закон и его земля.

Я думал, что старик кивнет и примет условия, но он снова удивил меня.

– А он – под тобой и твоим законом? Тоже неплохо, – сказал старик, прищурясь. – У меня просьба.

– Да? – нетерпеливо спросил я.

– Дать нам три дня у вас постоять. Детям нужен отдых в безопасности. Потом мы уйдем.

Я и Игорь даже дар речи потеряли. Он посмотрел на меня и, повернувшись к старику, смог выдавить:

– Старик, тебе сказали, что все здесь принадлежит Инте. Договаривайся с ним.

Мы молча повернулись и ушли.

– Чего-то я не понял… – сказал я, войдя к себе.

Игорь сел на пол. Мебель в нашем каменном веке на переходе в железный еще отсутствовала. Игорь потянулся за бутылкой, но я ее поднял и поставил подальше. Поняв, что пить прекращаем, Игорь ответил:

– Я тоже не понимаю. Будем ждать Инту.

– О’кей, – согласился я.

Мы измаялись, пока он соизволил нас посетить. На наши вопросы он ответил:

– Дед шел за защитой. Он не вел свой род в подчинение другому роду, пусть даже и моему. Прот мог помочь, мог отказать. Прот не сделал ни того ни другого.

Игорь пристал к нему с расспросами, что там на самом деле произошло.

– Их и правда гонят другие роды. А между многими в лесах вспыхнула война за охотничьи угодья. Дичи становится меньше.

– Понятно, – сказал Игорь. – И что его не устраивает? Подчинение тебе?

– Нет. Это-то его устраивает.

– А что тогда?

– Он будет говорить с родом. Они шли за свободой и помощью. Они нашли помощь, но не свободу. Он будет говорить с охотниками.

– И?

– Они согласятся.

Я вообще перестал что-либо понимать.

– Что-то тут противоречит само себе, – сказал я.

Инта терпеливо объяснил:

– Охотники против подчинения сильному роду, пока их еще достаточно, чтобы прокормить свои семьи.

– Тогда пусть уходят, – логично сказал я.

– Но Атаири знает, что род на грани. Он не хочет риска. Он уговорит охотников остаться. Уговорит подчиниться.

– Тогда зачем он сказал, что уйдет через три дня? – недоумевал я.

– Он не мог при охотниках сразу согласиться.

Я промолчал, а эта десантная язва сказала, ухмыляясь:

– Ты че думал, ты сюда слово «политика» первым принесешь? Ну-ну… Подай-ка лучше бутылку.

Я чуть ему не подал. Такой растерявшийся был.

Еще через три дня, когда мы уже доделали стену на полукилометровом участке, к нам подошел Атаири и все его воины. Мы с Игорем в недоумении повернулись. Я даже кобуру раскрыл.