Иванов-48 - [22]

— И где же теперь бывшее советское село Жулябино? А? Ты сам-то кто будешь, товарищ Яблоков?

— Объясняю. Не торопись. Чего ты торопишься. Большое новое дело вдумчивости от каждого требует. Нет теперь в нашем районе села Жулябина, нет у нас теперь председателя сельхозячейки Подъовцына. В прошлом все это осталось. Так решил сельский сход.

— А что осталось?

— А ты оглянись. Видишь? — широко обвел Яблоков сельский горизонт. — Все, что висело на нас, как на сапогах виснут пудовые ошметья грязи по весенней распутице, все это ушло, вычеркнуто из памяти. И коровы недойные худые в прошлом остались, и пьяные скотники, и задрыги, и бабки-низкопоклонницы, и канавы с пучеглазыми лягушками.

— Это как же так? — не поверил Председатель. — Как может такое быть? Существовало и вдруг исчезло? Как так, Подъовцын? Неужели ничего не осталось, кроме радости?

20

Тут в тексте пропуск, вспомнил Иванов.

За словами «Неужели ничего не осталось, кроме радости?» целый абзац был вычеркнут, замазан чернилами. В том вымаранном абзаце подробно описывалось, как одна из местных баб ни с того ни с сего начала восхищаться этими приезжими, их ладными френчами, выправкой. Не вязалось это с общей интонацией.

— Переименовали мы все ненужное, отвлекающее.

Понятно, строго добавил председатель сельхозячейки Яблоков, бывший Подъовцын, дожди и распутицу одними переименованиями совсем не отменишь, но спокойнее все же говорить о направлении и силе ветра, о мировых факторах, чем о том, что вчера смыло коротким ливнем засеянные клинья у реки, а сегодня ферму затопило навозными ручьями. Хватит! До Советской власти гуси дохли в Жулябине от тоски, одни зеленые лягушки плодились, чистое озеро покрылось ряской, деревянные домишки обросли мхом, причем не только с северной стороны; даже некоторые люди в Жулябине, которые трудиться не хотели, покрылись с северной стороны мхом. Гордись таким. Слава богу, войну пережили на энтузиазме. Все — фронту! Сами почти даже и не плодились — и мужиков нет, да и прилечь на минуту сухого места не найдешь. Время от времени нужную рабсилу для вспашки и снятия некоторого урожая выпрашивали в областном управлении МГБ, — за хлеб даже пятьдесят восьмая работает. Иногда удавалось выпросить инженеров. Если крепко бить по рукам тех, кто не хотел раньше трудиться, они многое начинают осознавать глубоко и искренне.

При этих объяснениях глаза Яблокова светились изнутри, как лунные озерца.

Вот придет такой бывший инженер в бывшее село Жулябино по вредительской статье, ему тут же объяснят, в чем его неправда. Сразу и хлеб научится сеять, и нужный насос построит, и такую машину поставит, чтобы в самую сушь высоко над полем воду пускала, и струи красивой радугой расцвечивали бы белесое от жары небо. Правда, тут снова выходила непримиримая незадача: лягушек не уговоришь бросаться в стороны, всасывает их во все трубы, радуга от этого сразу опадает, мрет, растаивает. Ну и еще одна такая природная незадача: нечищеные уборные. Эти уборные при любой власти сильно и неправильно распространяют запах, — не по указанной розе ветров, как предписано, а самодеятельно.

Вот и решил сход — не беспокоить больше власть.

В самом деле, сила мы или нет? Решили: хватит вождю досаждать своими просьбами. Он один над всеми. Мужиков после войны мало осталось, зато фашисту хребет сломали. Надо теперь самим на этой волне одним махом войти в будущее! Решили: не быть больше на карте грязному и запущенному селу Жулябину. Пусть Новая Радость кипит, пусть трубы домиков Радостного чудесно дымят в зимнее небо, как на старинных картинках. Председатель сельхозячейки Подъовцын всю жизнь учительствовал в самых глухих уголках Сибири, знал жизнь, газеты читал. Он и предложил бабам и мужикам, которые еще остались, закрыть холодным северным ветрам путь на поля сельхозячейки. Никаких тополей и елок! Пустим по горизонту сталинские лесополосы. Свои собственные быстрорастущие деревья придумаем. Вон Эдисон Савельич научные книги читал, он придумает. Он привезет семена, побеги кандиль-китайки, к примеру, или антоновку шестисотграммовую. Он проконсультируется с академиком Лысенко, и в село Радостное умные аграрии зачастят. У каждого — щеки бритые и партийная книжка. Эдисон Савельич уже сейчас утверждает: деревья для новых лесополос будут специально придуманы. За одни сутки будут вырастать на целый метр. Десять дней — десять метров. Чудесными соками земли погонит деревья в высокое сибирское небо. На глазах изумленных людей на всех направлениях поднимутся зеленые стены. Не только пшеницу и овес станем выращивать, это само собой, а еще рис китайский, плотный, какой иногда с промбазы привозят. Не век на бедных брюквенных полях мыкаться, — разберемся, усилим, переименуем. Понадобится, напишем вождю, он поддержит. Все силы бросим на то, чтобы в будущее не через год, не в следующую пятилетку, пусть и в четыре года, а уже завтра войти. Народ-победитель это заслужил. Не просто деревья быстрорастущие начнем гнать в полный рост, все силы умственные и физические бросим на выращивание Нового Человека. Теперь у нас такая программа: Новые Радости — Новый Человек. За границей, к слову, в нищенских городах живут нищенские, испорченные капитализмом люди. Капитализм им сердца изгрыз, иссосал сердца, тело истомил, глаза потухли, а мы в Радостном теперь такого Нового Человека вырастим, что можно будет забыть про тяжкий невеселый труд. Лежи на зеленой травке, оценивай красоту и отдыхай душевно. Лишь бы бабы рожали.