Иван III - [258]

Историки давно спорят о том, интересы какой части тогдашнего московского общества (боярства, дворянства, удельных князей) представляли конспираторы. Неясны и причины, по которым Иван решил объявить наследником Дмитрия-внука (94, 79–89). Однако в тусклом свете немногих сохранившихся источников совершенно невозможно разглядеть скрытый механизм этой драмы. Возможно, эти незнатные и небогатые люди были просто увлечены возможностью в случае успеха сделать стремительную карьеру.

В ходе расследования выяснилась причастность к заговору Софьи Палеолог. Вероятно, именно она и была «душой» всего отчаянного предприятия. Софья брала на себя самую важную часть дела — уничтожение Дмитрия-внука. С этой целью она добыла яд и искала случая пустить его в ход. «И в то время опалу положил князь великий на жену свою, на великую княиню Софию, о том, что к ней приходиша бабы с зелием; обыскав тех баб лихих князь великий велел их казнити, потопити в Москве реке нощию, а с нею с тех мест нача жити в брежении» (18, 279). Последнее замечание весьма многозначительно. Очевидно, Иван решил каким-то образом «поберечься» на тот случай, если Софья вздумает использовать «зелие» и против него самого…

Покатились на лед Москвы-реки отрубленные головы заговорщиков. Уплыли вниз по течению утопленные в проруби «лихие бабы». Захлопнулись двери темниц за обреченными узниками. А телега жизни, лишь слегка подпрыгнув на ухабе, покатилась дальше…

В воскресенье 4 февраля 1498 года 14-летний Дмитрий Иванович был торжественно объявлен наследником престола в Успенском соборе московского Кремля. Это было первое в русской истории «венчание на царство». Митрополит Симон в сослужении нескольких епископов возложил на голову Дмитрия знаменитую «шапку Мономаха» — древний символ власти московских князей. Иван III передал внуку все древние семейные реликвии, предназначавшиеся старшему сыну — наследнику престола. В торжественной речи он советовал наследнику: «…люби правду и милость и суд праведен» (19, 236).

Во время церемонии митрополит обращался к деду так: «Православный царю Иоане, великий князь всеа Русии самодержец», а к внуку: «Великий князь всея Русии». Титул «самодержец», который соответствует греческому слову «монарх», Иван стал использовать только в 90-е годы (81, 149). Так открывалась четырехсотлетняя история российской монархии, более известной под именем «самодержавия».

Софья Палеолог и ее сын Василий на коронации Дмитрия-внука отсутствовали. Казалось, их дело окончательно проиграно. Придворные бросились угождать Елене Стефановне и ее коронованному сыну. Однако вскоре толпа льстецов отступила в недоумении. Державный так и не дал Дмитрию реальной власти, удерживая все нити в своих руках. Он продолжал мучительно искать выхода из династического тупика. Дмитрию были даны в управление лишь некоторые северные уезды (94, 91).

В январе 1499 года Иван III внезапно обрушил гнев на своих давних фаворитов князей Патрикеевых. Глава дома, Иван Юрьевич Патрикеев, был приговорен к смертной казни, которую в последний момент заменили пострижением в монахи и ссылкой в Троице-Сергиевом монастыре. Его сын Василий Косой (будущий вождь нестяжателей Вассиан Патрикеев) также изведал страх смерти, но в итоге отделался пострижением и ссылкой в Кирилло-Белозерский монастырь. На плаху отправился лишь зять Ивана Патрикеева — князь Семен Иванович Ряполовский. Казнь была совершена во вторник 5 февраля на льду Москвы-реки, «пониже мосту», — на том самом месте, где годом ранее казнили участников заговора в пользу Василия и Софьи (18, 243).

Через два месяца Иван арестовал еще двух представителей московской знати — князя Василия Ромодановского и Андрея Коробова Тверитина (32, 291). Вероятно, эти двое имели какое-то отношение к делу Патрикеевых.

Опала на Патрикеевых, несомненно, была прямо связана с вопросом о престолонаследии. Заглядывая вперед, легко было предвидеть жестокую борьбу, которую предстояло выдержать 14-летнему Дмитрию в случае кончины деда. Иван загодя подготовил для внука опору — могучий клан князей Патрикеевых во главе с многоопытным Иваном Юрьевичем Патрикеевым, фактическим руководителем московского правительства в 90-е годы.

Построив всю эту конструкцию, Державный, вопреки своим ожиданиям, не умер, а продолжал жить. И как это часто бывает, первоначальный замысел уже не казался ему столь удачным. И если прежде он страдал от укоров совести относительно судьбы своей первой семьи, — то теперь Ивана стали терзать сожаления о второй. Бессонными ночами он уже видел своих юных сыновей Василия, Юрия, Дмитрия Жилку, Семена, Андрея в тяжких оковах, на тюремной соломе. Он слышал во сне (а может быть, и наяву) душераздирающие вопли своей княгини Софьи, с которой он хорошо ли, плохо ли, но прожил вместе 25 лет… Он думал об опасности для московского дела того мятежа, знаменем которого неизбежно станут сыновья Софьи. Предотвратить этот мятеж можно было только двумя способами: либо немедленно уничтожить свою вторую семью, либо завещать престол Василию и уничтожить семью Ивана Молодого. Первое было выше его меры. Но и второе требовало невероятного насилия над собственной совестью. И все же второе решение перевесило…