Иван III - [234]

Трудно представить, сколь тягостно действовали на людей эти внезапные набеги огня, разом уносившие плоды долгих и тяжких трудов. В ревущем пламени бесчисленных пожаров выковывался тот несокрушимый русский фатализм, который один только и мог спасти человека от психического надрыва. Сознание полного бессилия перед стихией огня умножалось тем же горьким бессилием перед суровой и капризной северной природой, способной в одночасье перечеркнуть все труды земледельца, перед деспотической властью, не ведавшей уважения к личности и правам простого человека. «Подлинной религией русского крестьянства был фатализм», — полагает современный американский исследователь русской истории (124, 212). С этим тезисом до некоторой степени соглашаются и отечественные историки: «Отсутствие значимой корреляции между мерой трудовых затрат и мерой получаемого урожая в течение многих столетий не могло не создать настроений определенного скепсиса к собственным усилиям, хотя они затрагивали лишь часть населения. Немалая доля крестьян была в этих условиях подвержена чувству обреченности и становилась от этого отнюдь не проворной и трудолюбивой, проявляя безразличное отношение к собственной судьбе» (120, 570).

Великий князь Иван Васильевич умел выдерживать удары судьбы. Вероятно, ему помогал в этом не только наш национальный фатализм, но и сознание того, что люди в первую очередь смотрят на государя, ищут в его мужестве опору для себя. Отгоревав на пепелище, Иван принялся строить себе новый деревянный двор. 10 ноября 1493 года, за три дня до своих именин, великий князь вновь обзавелся собственным домом. Три с лишним месяца после пожара ему пришлось прожить на восточной окраине города в каких-то чудом уцелевших убогих дворах. «Того же месяца (ноября. — Н. Б.) в 10 день, в неделю, вшел князь велики в город в новый двор жити, а стоял тогды после пожара у Николы у Подкопаева под Конюшнею в хрестианскых дворех» (19, 227).

Горький опыт июльского пожара 1493 года заставил Ивана продолжить работы по созданию вокруг Кремля своего рода «зоны пожарной безопасности». В 1494–1495 годах «князь велики повеле сносити церкви и дворы за рекою Москвою против города, и повеле на тех местех чинити сад» (19, 230). Именно оттуда, из Замоскворечья, «красный петух» и перелетел в Кремль в июле 1493 года. Летопись не сообщает, как вознаграждал (и вознаграждал ли вообще) князь Иван тех владельцев, чьи постройки шли под снос. Однако из других источников известно, что эта меры вызвала сильное недовольство среди духовенства: разрушение церквей и перенесение на новое место прилегавших к ним кладбищ было расценено как кощунство (79, 140).

Построенные наспех деревянные хоромы 1493 года не устраивали Ивана. Вероятно, они были тесны и неуютны. Их внешний вид не соответствовал новому облику Соборной площади и Боровицкого холма. К тому же любой пожар мог вновь превратить «государя всея Руси» в бездомного квартиранта. И потому спустя 6 лет, весной 1499 года, Иван приступил наконец к строительству каменного дворца. «Тое же весны майя князь велики велел заложите двор свой, полаты каменные и кырпичные, а под ними погребы и ледники на старом дворе у Благовещеньа, да и стену каменну от двора своего до Боровицкые стрелницы, а мастер Алевиз Фрязин от града Медиолама» (38, 172).

(В литературе высказывалось мнение о том, что строительство каменного дворца началось не в 1499 году, а несколькими годами ранее (119, 51;79, 149; 71, 24). Основание для такого суждения дают некоторые летописные тексты. Существует также сообщение Устюжской летописи под 7016 годом о завершении строительства дворца: «Того же лета князя великаго двор каменной свершили, а ставили его 12 лет» (37, 100). Если оно достоверно, то начало строительства относится к 1496 году. Впрочем, все эти разночтения можно объяснить и расширительным пониманием слова «дворец» — включая сюда все новые гражданские постройки государева «двора».)

Великокняжеский каменный дворец (собственно жилые покои) представлял собой величественное здание с богатой внешней и внутренней отделкой. На его возведение ушло девять лет. Сам Иван Великий умер, так и не дождавшись завершения работ. И лишь его сын и наследник Василий III стал счастливым обладателем новых каменных палат. Это произошло весной 1508 года. «Тоя же весны, маиа в 7, в неделю вторую по Пасце, вшол князь велики Василей Иванович всеа Русии в новый двор в кирпичной жити, иже заложил отец его князь велики Иван Васильевич всеа Руси на старом месте у Благовещениа» (19, 249).

Дворец Ивана III не сохранился до нашего времени. Сейчас на его месте стоит Большой Кремлевский дворец, построенный в 1838–1849 годах по проекту архитектора К. А. Тона. Однако источники все же позволяют составить о нем некоторое представление. «Черты регулярности и пространственной замкнутости проявились в композиции всего нового великокняжеского дворца… Объединяющим началом дворцового комплекса послужил П-образный в плане подклет, обрамленный как с внешней, так и с внутренней стороны монументальной аркадой. Посреди внутреннего двора располагалась церковь Спаса на Бору, оставшаяся от великокняжеского монастыря, перенесенного в 1492 году за город, ниже по течению Москвы-реки. С западной стороны, откуда через Боровицкие ворота осуществлялся подъезд к великокняжеской резиденции, двор был ограничен каменной стеной с Золотыми (Гербовыми) воротами. Дворцовый комплекс в целом был дополнительно защищен с юга стеной, прошедшей по бровке холма от Боровицких ворот (заложена в 1499 году). Относительно регулярное взаимное расположение новых крупномасштабных палат на общей площадке подклета придавало большую величественность и цельность великокняжеской резиденции. Вместе с тем по своей функциональной организации дворец был вполне традиционен» (60, 312).