Иван Грозный. Том II. Книга 2. Море (части 2-3). Книга 3. Невская твердыня - [42]

— Стой! — зычно крикнул, вытаращив глаза от натуги, Кречет. Угрюмо, исподлобья он недружелюбно стал рассматривать толпу неведомых всадников.

Разбойничья ватага остановилась. А всадники прямо ей навстречу. Кречет всполошился. Хотел повернуть опять в лес, да не успел. Передние всадники с гиканьем понеслись к ватаге. Делать нечего, пришлось выжидать.

Разбойников быстро окружило человек пятьдесят верховых; молодец к молодцу, дородные, плечистые бородачи.

— Чьи будете? — спросил один из них Кречета.

— Царевы слуги, — нагло ответил Кречет.

— Кажи опасную грамоту, — проговорил нарядно одетый всадник. Сам черный, глаза синие, дерзкие. Одет в тонкую чешуйчатую кольчугу, на голове татарская шапка с орлиным пером. У пояса — широкий меч в серебряных ножнах. Конь такой, каких Кречет не видывал даже у воевод: на месте не стоит, перебирает тонкими ногами, словно пляшет, а шея дугой — красота. Масть — белый в яблоках.

Кречет вынул грамоту, которую дал ему Грязной, подал ее всаднику, тот передал ее другому, своему соседу. Прочитали, тихо поговорили о чем-то между собою.

— А в повозке кто сидит?

— Баба… боярыня…

— Куда вы ее везете?

— В Москву, по цареву указу…

Один из всадников соскочил с коня, подошел к повозке, заглянул внутрь.

— Ба! Монахиня! Кто она?

Агриппина рассказала о себе.

Синеглазый всадник подозрительно оглядел ватагу бродяг.

— Кажи цареву и митрополита грамоту об отъезде игуменьи из обители.

Кречет этого не ожидал.

— Нет у меня такой грамоты, — сказал он растерянно. — Есть наказ — увезти ее в Москву.

— Кто эти бродяги? Чьи они?

— Мои.

— А ты кто?

— Знают про то государевы слуги, дворяне Грязные.

— Что мне твои дворяне — хочу я знать!

— А ты, милый человек, что за смельчак будешь, коли с такой оравой на нас, простых людей, напал?

— Мы Строгановых гостей воины… А звать меня Ермак Тимофеевич…

— Ну, а я Василий Кречет, царев слуга.

— Эх ты! — рассмеялся Ермак. — Молодец с виду, что орел, а ума, что у тетерева. Меня ль тебе обмануть? Вор и разбойник ты самый заправский… Набрал себе где-то не людей, а горе-гореванное, чтоб вольготнее атаманствовать… Молодец среди овец! Побойся Бога, постыдись народа. Бесстыжие глаза!

И, немного отъехав от Кречета, он крикнул ватажникам:

— Эй, други! Кто нашим казаком хочет быть, выходи-ка вон туда. — Он указал кнутовищем на край поляны. — Одет будешь, сыт будешь… и государю слугой станешь. На войну идем, к морю, немцев бить ливонских… Нежели вором бездомным, бесчестным скитаться по миру, прибыльнее стать воином… государеву волю править.

Больше половины людей скорехонько перебежали от Кречета на край поляны. Тут же оказались и дядя Анисим, и Зяблик.

— Ого! — рассмеялся Ермак, а с ним и его казаки. — Не больно-то уважают они своего атамана.

— Креста мне не целовали… Ихняя воля, — проворчал смущенный всем случившимся Василий Кречет. — Пущай идут. Не жалко.

— От горя ты, брат, бежал, да на беду и попал… Мы тебя тоже с собой захватим… Не спесивься. Как ни плохо и ни обидно, а покориться надо.

— Неохота идти никуда, опричь Москвы. Через опасную грамоту обиды государеву человеку не чини.

— Много воров государевыми грамотами прикрываются, да я им верить перестал… Не пойдешь — вон на той сосне тебя повесим. Государю убытка от того не будет.

— Кто себе добра не желает, — рассмеялся Кречет. — Што ж, иду. Берите меня с собой. Ладно. Одна беда — не беда, только б другая не пришла.

А сам подумал: «Авось сбегу дорогою; не от таких утекал».

— Куда же теперь вы денете игуменью? Уж не на войну ли и ее повезете?.. — насмешливо спросил Кречет.

— В монастырь отпустим… Оставим ей повозку и коня. Одна доедет, без твоей охраны.

Оставшиеся десять человек разбойников, увидев, что и Кречет, их атаман, уходит с Ермаком, тоже перешли на сторону казаков.

Ермак соскочил с коня, подошел к повозке и сказал, приветливо улыбаясь монахине:

— Ишь, какая красавица! У разбойника губа не дура! Ну, матушка игуменья, возвращайся восвояси, к себе в обитель… Не к лицу тебе с ворами знаться. Замаливай наши грехи.

— И-их, сколько у тебя народа! — удивился Кречет.

— Тысяча всадников. Строгановы слово дали государю помогать отвоевывать море. Вот мы и посланы ими и пошли воевать. Вам надлежит то же. Иначе голову с плеч долой. Ермак не любит шутить. Ну, айда в дорогу!

Горнист-трубач протрубил «поход».

Всадники, вобрав в свои ряды ватажников, двинулись в путь.

Когда Кречет обернулся, чтобы взглянуть в последний раз на свою повозку, ее уже на поляне не было.

XI

Царь вызвал Никиту Васильевича Годунова, дядюшку государева любимца Бориса Федоровича.

На столе бумага, покрытая линиями и кружочками.

После обмена приветствиями Иван Васильевич сказал:

— Вот дороги нашей земли. А то — ямские избы. Надобно тебе, Никита, объехать их для присмотра. Вот, гляди, — тот путь идет прямо из Москвы к Западному морю через псковские земли и выше — к Нарве — Ругодиву… А те — на Ярославль, Вологду и Холмогоры, к Студеному морю. Списывай повсюду: что и где выдавал и где ямы негожи и где ямы примерные. На каждом яме чтоб были книги, а в них бы писано: сколь подвод по которой дороге отпускали и сколь взято прогонов. Да смотри накрепко: мосты чтоб были везде на малых речках и болотах, а те, что порушились, вы бы те мосты поделывали ближними сохами