Пройдя Корытово, мы поднялись мимо Святого Пантелеймона, река большая, текущая по каменистому дну, осталась справа, хвойный лес был виден в устье, и тут начинались боровые пески, тут даже была конка, вела к кургаузу, к дачам, в лес. Мы эти места знали и старались рассказать Кире все, что ожидает впереди. Брат объяснял, а я как бы был на ее месте и новыми глазами смотрел на все.
Когда мы подъезжали, Кира сказала, присмотревшись:
— Андрусовы.
— Мы погибли, — сказала Зоя.
— Какие Андрусовы? — спросил брат, потому что когда он уезжал в Москву, они были мальчишками.
— Один из них кончил в этом году, а брат в восьмом классе.
— Да, время идет, — сказал брат.
Среди народа на пристани мы увидели гимназистов, что с велосипедами поджидали кого-то.
— Попадем к ним на дачу — не выпустят, — сказала Зоя, побывавшая у них в прошлом году, — чай, разговоры, все семейство в сборе, и бабушка, и болонка со слезящимися глазами, за столом китайские церемонии, а там придется играть в крокет. Ужас. Придется слушать стук молотков о шары, препирательства и споры, потом пригласят обедать. Ужас.
— И на клумбе надетый на палку зеркальный шар, — сказал я, — я ненавижу крокет. А они обязательно Киру с Зоей к себе позовут. И Зоя согласится.
— Ни за что, — воскликнула она, — ведь мы вчера это решили. Нет, мы увернемся. Если бы не было Вани, то было бы трудно, а тут мы легко увернемся. Ваня, я тебя очень прошу, молчи и, когда будут приглашать, сделай, пожалуйста, очень сердитый вид.
На пристани уже увидели нас и, приветствуя, махали, и Зоя, несмотря на то, что она говорила брату, им отвечала, подняв руку и улыбаясь. Вот такая она всегда. Ты только посмотри на нее.
— Ты знаешь, — сказала она брату, — они нас давно приглашали, сколько уже раз корили и напоминали.
— Откровенно говоря, мне бы хотелось, — сказал брат, — провести этот день без чужих, но, впрочем, как вы решите.
— Да мы уже вчера решили, — сказала Кира. — Зоя, ты что-то запуталась. Ваня прав, не надо чужих.
— А главное, — сказал я, — Зоя, ты ни за что не сдавайся.
Брат засмеялся. В это утро он был удивительно легок.
— Ваня, — тогда сказал я, уже не доверяя сестре, — мы сразу же с тобой спустимся и возьмем лодку.
— Решено, — ответил он, — а тебе, Зоя, придется выдержать натиск.
— Ну, не только мне, — ответила она, — Кире тоже.
Когда пароход коснулся деревянной, обшитой тесом пристани на сваях, все было решено, и мы развеселились.
— Возьмем лодку, — говорил я Кире и брату, — и отправимся вверх по Черехе.
Я уже знал, куда нас хочет увезти брат, и держался около него и Киры, когда пароход тронул причалы и там поймали канат, замотали о деревянную тумбу, вдвинули мостки, и народ начал выходить.
— Одни гимназисты, — сказал я, — Зое будет отбояриться легче, этого новоиспеченного студента-театрала, к счастью, на пристани нет.
Увидев Зою и Киру, Андрусовы действительно обрадовались, и я видел, что только присутствие брата смущало их.
— Кого вы встречаете? — слышал я вопрос Зои.
— Как видите, вас, — сказал один из них, самодовольный и толстый уже гимназист, что любил выступать на спектаклях.
— Ну, нет, — сказала Кира, смеясь, — это неправда.
— Зайдемте к нам, — не обращая внимания на меня, говорили они.
— Брат только что приехал, — сказала Зоя.
— Иван Тимофеевич, мы будем так рады, зайдемте к нам, хотя бы на час, — и брата начали уговаривать отправиться к ним на дачу, — это совсем недалеко. Ведь сколько раз вы обещали приехать, — обращаясь к сестре, — а потом мы отправимся вместе с вами, куда вы хотите.
Зоя с Кирой остались, а я уже побежал вниз, где на скамейке сидел лодочник и у будки лежали разноцветные весла, и слышал, что брат спускается вслед за мной. Почти все лодки были в разгоне, оставалась только одна большая, с широкими бортами и истертыми до блеска железными уключинами. Конопатый лодочник вручил мне весла и, когда брат дал ему задаток, отстегнул цепь, и она, загремев, посыпалась в лодку. Я по-матросски закричал:
— Готово.
И сестра с Кирой уже спускались к нам, к радости моей и к досаде величайшей гимназистов. Когда сели Кира с сестрой и брат занял место на корме у руля, я хотел побыстрее вложить весла в уключины, но два гимназиста, оставив свои велосипеды у пристани, сбежали вниз:
— Куда же вы? — спрашивал один из них.
— Федя, куда вы? — спросил один из них даже меня.
Забренчала брошенная на дно цепь, и я даже буркнул, а не ответил:
— Далеко.
— Куда вы? — спросил уже не меня, а Зою толстый гимназист.
— Ох, далеко, — смеясь, отвечала она.
— Но когда же вы заглянете к нам?
— Возможно, на обратном пути.
Мне было досадно, что она это сказала.
— Напрасно ты ему обещала.
— Что обещала?
— Мы, мол, вернемся. Будут ждать, и этим мы свяжем себя.
— Подумаешь, какая беда. Ах, отстань.
Брат помог Кире, я хотел разобрать весла и уже сел, но Зоя заявила:
— Нет, грести будем мы. Федя, пусти. Мы сядем с Кирой.
Я растерялся.
— Зоя, но ведь ты грести не умеешь.
— Отстань. Мы сядем с Кирой.
— Что с тобой стало. Вот видишь, — сказал я брату.
Да еще при чужих. Мне не хотелось второго весла отдавать, но уже первым Зойка завладела, и это было так обидно, — а главное, при брате и при чужих, и я смотрел то на Зою, то на брата, а брат последний шагнул в лодку, в корму. По глазам брата я видел, что он меня понимает. И он, улыбаясь, мне сказал, как взрослому:
