Иван Александрович Стебут, 1833–1923 - [30]

Шрифт
Интервал

В «Основах» Стебута, обобщавших громадный фактический материал по растениеводству Запада и России, проводится и другая мысль, отчетливо выраженная еще в Предисловии к «Настольной книге»: факты, выводы и приемы, заимствованные из западноевропейской практики, могут иметь преимущество, в виду их большей точности и большего числа, и такой материал не только может служить для непосредственного применения, но и дать новую мысль русскому хозяину, расширить его понимание. При этом составители «Книги» придерживались мнения, что научные основы хозяйства везде одни и те же. Ту же по существу мысль высказал в своих письмах «Из деревни» А. Н. Энгельгардт: «Выработанные естественно-научные истины неизменны, космополитичны,— писал он,— составляют всеобщее достояние, но применение их к хозяйству дело местное [...] Естественные науки не имеют отечества, но агрономия как наука, чужда космополитизма [...] Конечно, я не хочу этим сказать, чтобы мы ничего не могли заимствовать по части агрономии из Германий, но ограничиваться одною западною агрономией нельзя. Мы должны создать свою русскую агрономическую науку»>{51}.

Программа руководства Стебута выходит за пределы современных курсов растениеводства. Она включает и основные вопросы общего земледелия. Автор широко освещает приемы обработки почвы, главным образом обработки паров, а также удобрения, защиты урожая, применения машин, хранения урожая. При этом Стебут руководствуется и экономическими соображениями. Характерная особенность курса — оценка культур с точки зрения разрешения кормового вопроса.

В своем руководстве Стебут впервые в русской литературе дал ясные формулировки основных понятий организации хозяйства — системы хозяйства, системы полевого хозяйства и севооборота. Правда, эти вопросы не обходили и другие крупные агрономы XVIII и XIX вв. Так, еще А. Т. Болотов писал о выгонных севооборотах>{52}. И. М. Комов говорил о плодосмене, М. Г. Павлов — о способах нивоводства и системах хозяйства, С. М. Усов — о системах хлебопашества и системах полеводства. Но даже первое специальное сочинение по этим вопросам, принадлежавшее А. В. Советову>{53}, показывает, сколь туманны были эти понятия еще в середине XIX в. Советов различал «формы земледелия» в зависимости от их отношений к скотоводству. Он выделял системы хозяйства, независимые от скотоводства как источника удобрения,— вольные, т. е. системы хозяйства огневого и переложного. К системам, зависящим от скотоводства, Советов причислял паровую и плодопеременную. В этих построениях видно смешение понятий о системах хозяйства и системах полеводства.

И. А. Стебут впервые в русской литературе четко разделил эти понятия. По его мнению, система хозяйства определяет, «из каких частей состоит хозяйство и в какой мере та или другая из них участвует в проведении дохода хозяйства» («Основы», стр. 41) и зависит от природных, а главным образом экономических условий местности. Насколько разнообразны эти условия, настолько разнообразна может быть и система хозяйства. Далее он выделяет системы полевого хозяйства, характеризующие отношение между частями поля, отводимыми под растения, используемые как техническое сельскохозяйственное сырье, под кормовые растения, под пар или растения, возделываемые в пару. Стебут подчеркивает, что системы полевого хозяйства также могут быть весьма различны и зависят главным образом от системы хозяйства. Но одной системе хозяйства могут отвечать различные системы полевого хозяйства. Подробно останавливается он и на понятии севооборота. Различение этих трех понятий, подчеркивал Стебут, весьма важно в практическом отношении. Оно предохраняет «от такой нередко встречающейся у нас, а между тем весьма существенной ошибки, как составление севооборотов для хозяйства прежде решения вопросов о системе хозяйства и системе полевого хозяйства [...] Верно составленным может быть только тот севооборот, который служит выражением верно намеченного для местных условий плана полевого хозяйства, как части того здания, которое представляет целое хозяйство («Основы», стр. 54).

Вкратце остановимся на высказываниях по этим вопросам наиболее видных представителей сельскохозяйственной экономии дореволюционного времени >{54}.

А. П. Людоговский под системой хозяйства понимал род и способ соединения количественно и качественно земли, труда и капитала. Близкие к этому определения давали К. А. Вернер, а также А. И. Чупров (количественное отношение между главными факторами производства: трудом, капиталом и силами природы). Людоговский по существу отождествлял систему хозяйства и систему земледелия, выделяя восемь типичных форм — пастбищную, переложную, зерновую, улучшенную зерновую, плодосменную, выгонную, травяную и вольную. В основу классификации систем хозяйства он положил степень интенсивности, способ обеспечения плодородия, положение, занимаемое продуктивным скотоводством, и распределение площади между кормовыми и продажными растениями. А. Н. Шишкин главным признаком классификации считал восстановление плодородия почвы, связанное с положением скотоводства, и выделял четыре типа систем земледелия — первобытную, паровую, травопольную и вольную. А. С. Ермолов под системой хозяйства понимал его характер в отношении степени интенсивности, соотношения производства животных и растительных продуктов, возделывания кормовых и продажных растений и отчуждения земледельческих и скотоводческих продуктов в той или иной степени переработки. А. И. Скворцов выделял три типа систем хозяйства — зерновую, скотоводческую и техническую. Два последних автора отождествляли систему земледелия и систему полевого хозяйства. А. Ф. Фортунатов указывал, что система земледелия слагается из систем эксплуатации различных угодий, тогда как к системе полевого хозяйства относится эксплуатация только пахотных земель. Он разделял системы хозяйства с экономической точки зрения прежде всего на потребительские и меновые, с дальнейшим разделением их по преобладанию тех или иных отраслей сельскохозяйственной техники. Среди систем полевого хозяйства Фортунатов выделял огневую (лядинную), залежную, зерновую (важнейший вид — трехпольная), выгонную, травопольную, плодосменную и вольную.


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.