Иудейский наперсник - [6]

- Симпсон! Симпсон! - возвопил Мортимер, и вдалеке, в конце анфилады залов с горящими электрическими лампочками над дверьми, вдруг появилась крепкая фигура старого солдата. Профессор Андреас тоже увидел его и с жестом отчаяния остановился. В тот же миг мы с Мортимером схватили его под руки.

- Да, да, джентльмены, - проговорил он, часто и тяжело дыша. - Я пойду с вами. К вам, мистер Уорд Мортимер, если позволите. Мне, наверное следует объясниться.

Негодование моего товарища было так велико, что он, как я заметил, не стал отвечать, боясь сорваться. Мы двинулись вперед; Мортимер и я с обеих сторон конвоировали профессора, а удивленный сторож замыкал шествие. Когда мы проходили мимо разоренной витрины, Мортимер остановился и осмотрел наперсник. У одного из драгоценных камней нижнего ряда оправа уже была отогнута, как у камней двух верхних рядов. Мой друг с яростью уставился на своего пленника.

- Как вы могли! - воскликнул он. - Как вы могли!

- Это ужасно, ужасно! - вымолвил профессор. - Я понимаю ваши чувства. Отведите меня к себе.

- Нельзя оставить это валяться на поверхности! - проговорил Мортимер. Он взял наперсник со стекла витрины и осторожно понес его в руке, а я пошел сбоку от профессора - так полицейский сопровождает преступника. Мы проследовали в квартиру Мортимера, оставив ошеломленного старого солдата на свой лад осмысливать происшедшее. Профессор опустился в кресло Мортимера, и лицо его стало таким мертвенно-бледным, что в ту минуту все наше негодование уступило место тревоге. Бокал крепкого бренди помог вернуть его к жизни.

- Ну вот, теперь мне лучше! - выговорил он. - Испытания последних нескольких дней совсем подорвали меня. Уверен, дольше бы я не выдержал. Это кошмар, чудовищный кошмар - чтобы меня задержали как ночного грабителя в музее, который так долго был собственным моим детищем! И вместе с тем я не могу винить вас. Вы не могли поступить иначе. Я все время надеялся, что успею довести дело до конца, прежде чем меня выследят. Сегодняшняя ночь была бы последней.

- Как вы попали внутрь?

- Через дверь вашей квартиры, простите за бесцеремонность. Но цель оправдывала это. Цель оправдывала и все остальное. Когда вы узнаете всю правду, вы не будете сердиться - во всяком случае, не будете сердиться на меня. У меня был ключ от вашего черного хода и ключ от двери, ведущей от вас в музей. Я забыл отдать их при отъезде. Так что сами видите, мне не составляло труда проникать в музей. Я приходил пораньше, пока на улице не схлынула толпа пешеходов. Забирался в футляр для мумии и прятался туда всякий раз, когда Симпсон совершал обход. Мне было издалека слышно, как он приближается. Уходил я тем же путем, каким являлся.

- Вы рисковали.

- Мне ничего не оставалось.

- Но почему? Что все-таки вами двигало? Чтобы вы - вы! - занимались подобными вещами! - Мортимер укоризненно показал на лежавший перед ним на столе наперсник.

- Я не мог придумать ничего другого. Сколько я ни ломал голову, у меня не было иного выбора. В противном случае пришлось бы пройти через ужасный публичный скандал и омрачить горем нашу частную жизнь. Я действовал, исходя из лучших побуждений, сколь невероятными ни покажутся вам мои слова; единственное, о чем я вас прошу, - внимательно выслушайте меня, чтобы я мог доказать это.

- Я выслушаю все, что вы можете сказать, прежде чем предпринимать какие-либо дальнейшие шаги, - сурово проговорил Мортимер.

- Я не намерен ничего скрывать и поведую вам все свои тайны. Всецело полагаюсь на ваше великодушие, как бы не решили вы распорядиться фактами, которые я вам сообщу.

- Основные факты мы уже знаем.

- И притом ничего не понимаете. Позвольте мне начать с событий, происшедших несколько недель тому назад, и я все вам объясню. Поверьте, мой рассказ - чистая и неприкрашенная правда.

Вы знакомы с человеком, который называет себя капитаном Уилсоном. Я говорю "называет себя", поскольку теперь у меня есть основания считать, что это не настоящее его имя. Я отнял бы у вас слишком много времени, если бы стал описывать все уловки и ухищрения, при помощи которых он вкрался ко мне в доверие, снискал мое дружеское расположение и вскружил голову моей дочери. Он явился с рекомендательными письмами от моих иностранных коллег, что обязывало меня отнестись к нему с вниманием. А затем, благодаря своим собственным достоинствам - весьма значительным, - он сумел стать желанным гостем у меня дома. Когда я узнал, что он покорил сердце моей дочери, меня, может быть, покоробила быстрота, с которой это произошло, но сам факт ничуть не удивил: со своей обаятельной манерой держать себя и вести беседу он обратил бы на себя внимание в любом обществе.

Он очень интересовался древностями Востока, и его знание предмета вполне оправдывало такой интерес. Бывая вечером у нас в гостях, он частенько просил позволения пройти в музей, чтобы иметь возможность одному, без публики, осмотреть те или иные экспонаты. Как вы можете представить себе, я, сам энтузиаст, с сочувствием относился к подобным просьбам и не удивлялся постоянству его визитов. После же помолвки с Элиз он стал бывать у нас практически каждый вечер, и обычно час или два посвящал музею. Теперь он пользовался им свободно, и, если вечером я отлучался из дома, музей оставался в полном его распоряжении. И так продолжалось вплоть до моего ухода с поста хранителя и отъезда в Норвуд, где я рассчитывал засесть на досуге за серьезный труд, замысел которого давно вынашивал.