Иуда и Евангелие Иисуса - [22]

И когда грозит опасность вере нашей, и церковь наша окружена пламенем […] тогда и поднимают голову гностики; тогда и подкрадываются валентиниане; тогда и подают голос свой противники мученичества […] На нас же идет охота, как на зайцев, обложенных со всех сторон, а еретики, меж тем, живут в спокойствии. […] Те, кто выступает против мученичества, называя спасение разрушением, превращают сладость в горечь, а свет во тьму.[90]

О том, каким образом гностики возражали против мученичества или полностью его отрицали, писали многие авторы. Сам этот факт вполне очевиден. Но он постоянно упускается из внимания в нынешних дискуссиях о евангелиях и обо всем, что с ними связано. Факты гонений и мученичества во II веке достаточно красноречивы и они, помимо прочего, обнажают всю лживость многочисленных заявлений о том, что «ортодоксы», дескать, всего лишь заботились о политической власти, между тем как именно «еретики» подвергали себя риску. Христианам Вьенны и Лиона, да и язычникам, уж точно так не казалось. Если, впервые в современный период, мы читаем текст, до сих пор известный нам почти исключительно по книге, написанной епископом Лионским приблизительно в 180 году, то следует уделить пристальное внимание обстановке, в которой епископ писал ее, и не в последнюю очередь тому факту, что в тот период времени он только что сменил на посту епископа, погибшего за ту же веру. Нам было бы полезно поразмышлять о столь непохожих доктринах, обзор которых мы только что сделали, и о следствиях этих совершенно разных систем убеждений.

Черновой вариант абзацев, только что прочитанных вами, я написал в Страстную субботу 2006 года. На следующий день один из ведущих церковных деятелей нашего времени архиепископ Кентерберийский доктор Роуэн Уильямс в своей рождественской проповеди в Кентерберийском соборе сказал следующее:

[Новый Завет] был написан теми людьми, которые, создавая такие писания и придерживаясь такой веры, ограничивали себя в мирской власти, а не наоборот. Они направляли свои стопы на территорию, не занесенную на карты, отходя все дальше от безопасных зон политического и религиозного влияния, отходя все дальше от традиционной иудейской религии, от римского общества и закона. И четыре Евангелия, и послания святого Павла […] все они свидетельствуют, что христиане ставили себя в такое положение, при котором им приходилось терпеть такое же унижение, как осужденным преступникам, ведомым голыми у всех на виду к месту казни.[91]

И то, что было истинно для самых первых христиан и авторов Нового Завета, было абсолютно и безусловно истинно для таких людей, как Игнатий, Поликарп, Иустин и Ириней во II столетии. Они шагали в неизвестность, не задумываясь об опасности. Вот в чем ирония: гностические евангелия сегодня превозносятся как радикальная альтернатива деспотичным и консервативным каноническим евангелиям, однако историческая реальность была прямо противоположной. Гностики с готовностью капитулировали перед окружающей их культурой, в рамках которой были совершенно типичны мистерии, идеи самопознания, платонический спиритуализм разного рода и зашифрованные тайные знания. Другими словами, гностики были культурными консерваторами, придерживаясь таких религиозных воззрений, которые уже всем были известны. И представая в таком качестве, когда мы читаем их сочинения без излишнего оптимизма, присущего Мейеру, Эрману и подобным им, они могут поражать нас (выражаясь анахронистически, нашим современным языком) как упертые сексисты, антисемиты и люди, которым не хватало храбрости выступить против идеологии и власти тех времен. Именно ортодоксальные христиане прокладывали новые пути, рискуя собственной жизнью.

Таким образом, люди, готовые умереть за свою веру в Иисуса и за свою веру в достигнутое его смертью и воскресением, приветствовали идею такого «спасения», которое означало нечто, совсем не похожее на то, что означает слово «спасение» и аналогичные понятия в Евангелии Иуды и близких ему писаниях. Это касается как цели, так и средств спасения.

Цель спасения, согласно Новому Завету и трудам ранних святых отцов, состоит в изменении благой, созданной Богом вселенной и в воскресении тел умерших, чтобы они могли существовать в исправленном мире. «Спасение» означает избавление от обезображивания и разложения благого создания Бога, т.е. от смерти и от того, что ведет к ней. Как я уже подробно писал в разных работах, для ранних христиан, как и для ранних раввинов, сливаются воедино три элемента: вера в основополагающую благость создания; вера в абсолютную справедливость Бога (т.е. в то, что Бог Творец когда–нибудь все исправит); а также вера в то, что грядущее воскресение тела есть часть будущего восстановления всего сущего[92]. То, что предлагает гностицизм — не вариация вышеуказанного, не еще один способ восприятия и выражения аналогичной точки зрения, а такой взгляд на идею спасения, который явно противоречит взглядам ранних христиан (а также ранних иудеев) при сопоставлении с каждым из элементов. Согласно гностицизму, созданный миропорядок плох по своей сути. И нет смысла ожидать, что положение дел улучшится сейчас либо в будущем. Посему спасение состоит никак не в воскресении — зачем возвращать обратно свое тело? — а в окончательном бегстве от этого мира. Как весьма наглядно говорит об этом Барт Эрман,