Итоги, 2013 № 13 - [46]

Второй брат был очень талантливой личностью: рано начал рисовать, писал маслом. Он с отличием окончил Архитектурный институт, был ленинским стипендиатом, секретарем комитета комсомола. В качестве делегата даже принимал участие в одном из съездов ВЛКСМ. Но потом все перевернулось… В конце 60-х годов группа архитекторов, в которую он входил, объединилась с каким-то бывшим заключенным адмиралом и начала вести что-то вроде диссидентской деятельности. Их арестовали, ребята покаялись и были отпущены, а брат уперся. И тогда его объявили психически больным. Больше двадцати лет гнобили в психбольницах, выпустили только во время перестройки, когда он стал действительно больным человеком. Вся жизнь пошла под откос, два года назад он скончался.

Первые несколько лет брат провел в питерских «Крестах», спецбольнице МВД, самом жестоком месте, которое только может быть. Соседями по камере были дети, убившие своих родителей, или родители, убившие детей. И политические, такие же, как он. Первые были пособниками надзирателей, доносили на вторых. Брата избивали, насильно кололи различные психотропные препараты. Я ездил туда, пытался достучаться до главврача. В ответ услышал циничное: «Если ваш брат выйдет от нас и с помощью мамы сможет переходить улицу, скажите спасибо!»

— Неужели его нельзя было вытащить оттуда? Вы ведь являлись высокопоставленным номенклатурным чиновником.

— Я пробовал это сделать. Но меня жестко осадили: «Хотим предупредить вас, товарищ первый секретарь: вы тут не особо выступайте!» Я тогда сам находился под колпаком, мой телефон прослушивался. Давление усилилось, когда в разговоре с матерью я очень резко отозвался о кагэбэшниках, следивших за братом... Как его было вытащить? Никак. Все, пропал человек.

В те времена вообще были другие порядки. Закон и партийная дисциплина главенствовали, никакие личные связи не могли их перебить. Хотя глава оргкомитета московских Игр-1980 Игнатий Новиков, под руководством которого я работал, однажды мне помог, и очень здорово. В Олимпийский комитет пришла работать молодая женщина, мы сблизились, потом у нас завязался роман. Впоследствии она стала моей второй — нынешней — женой. На меня посыпались жалобы: мол, такой-сякой, растленный и аморальный. Не буду говорить, кто их писал, хотя имя мне известно. Несколько раз по этому поводу меня вызывали в ЦК. Доводили до такого состояния, что я стакан воды в руках держать не мог — до того трясло. В те годы существовала такая организация — КПК, Комитет партийного контроля. Настоящие застенки гестапо, ни закона на них не было, ни правил. Напишут на тебя кляузу, и ни защититься, ни оправдаться невозможно. Ведет твое дело какой-нибудь инструктор, как он решит, так и будет.

Моим вопросом занимался товарищ с говорящей фамилией Катков. «Знаете, мой вам совет: пишите по собственному желанию, — обрабатывал он меня. — Вы человек грамотный, с иностранным языком. Вас могут направить куда-нибудь советником за границу. Будете там работать, жить с молодой женой…» Довел до полного изнеможения. Пришел я к Новикову, говорю: «Игнатий Трофимович, я так больше работать не могу». Он тут же набрал телефонный номер Пельше, который возглавлял КПК при ЦК КПСС. Я развернулся, хотел уйти, он меня остановил. Стою, слушаю их разговор. Новиков изложил суть дела, собеседник спрашивает: «Он тебе нужен?» «Он мне очень нужен, это же мой первый заместитель», — говорит шеф. «Ну хорошо». На этом беседа закончилась. На следующий день из КПК принесли огромную стопку бумаг по моему вопросу. Мне ее не отдали. Управляющий делами Новикова показал ее издали и сказал: «Получишь после Олимпиады».

— Ваш шеф обладал таким влиянием?

— Он вырос вместе с Брежневым, у них разница в возрасте составляла всего один день. Как и генсек, Новиков был родом из Днепродзержинска, бывший строитель, одно время возглавлял Госстрой. Мужик простой, но никогда не ругался, не сквернословил. Самым грубым словом, которое я от него слышал, было «сапог».

23 октября 1974 года в Вене мы выиграли право провести Олимпиаду, через несколько месяцев начали создавать оргкомитет. Игнатий Трофимович пригласил меня на разговор в один из подмосковных правительственных санаториев, где он отдыхал. Проговорили мы с ним часа три. Поле было непаханое: пришлось прочитать целую лекцию об истории Игр, начиная с античности и заканчивая бароном де Кубертеном.

Но в итоге назначение Новикова главой оргкомитета оказалось правильным решением. Госстрой ведь был очень мощной организацией, которая занималась всеми видами строительства — от гражданского до оборонного. Он принимал участие в строительстве Асуанской плотины в Египте, его высоко ценил президент этой страны Абдель Насер. После землетрясения в Ташкенте Игнатий Трофимович прилетел туда вместе с Брежневым. Генсек через три дня покинул город, а моего будущего шефа там оставили на три года.

Новиков имел огромные возможности и влияние, он был на ты со многими сильными мира сего. Мог запросто позвонить председателю тогдашнего Мосгорисполкома Промыслову: «Володя, ты чем занят? Заседание? Давай-ка приезжай ко мне!» На его столе стоял телефон прямой связи с Брежневым. Однажды шефа не было на месте, аппарат зазвонил. Я снял трубку. «Женя?!» — загремел в микрофоне гулкий голос генсека, он его почему-то с детства звал Женей. «Нет, Леонид Ильич, это его заместитель», — отвечаю. «Ну а если ты заместитель, зачем трубку берешь?!» Я потом рассказал об этом случае Новикову, он отреагировал спокойно: «Знаешь, не надо, не трогай ты этот телефон».