Итоги, 2013 № 09 - [38]

И Майя, конечно же, оказала на меня огромное влияние. Фантастический ее успех, овации — все это производило впечатление на детскую мою душу. Мы с Аликом Мессерером тоже аплодировали ей, как безумные, пробравшись поближе к сцене. Клаку она тоже в свою квартиру допускала после спектакля, правда, всего лишь на минуту, две, на время, за которое клакеры все же успевали выразить ей свое истерическое почтение. Помню этих странных изломанных людей, которые посещали КАЖДЫЙ спектакль Майи. Баба там была одна такая высокая, толстенная, колоссальных размеров, странный угрюмый мужик, девушки-худышки…

И вот еще одна история про Майю, прекрасно иллюстрирующая ее прямой, взрывной характер. Дело в том, что у балетных век короткий, и Майя, которая последний раз танцевала «Умирающего лебедя» в семьдесят пять (!) лет, в этом смысле исключение. Им надо уложиться в этот век, сделать звездную балетную карьеру, постараться хотя бы чуть-чуть обеспечить старость.

Тут Сталин помер, воцарился Хрущев, и в пятьдесят шестом году наметились ПЕРВЫЕ заграничные гастроли Большого театра. В Англию. Во главе коллектива тогда стояла Галина Сергеевна Уланова, Майя была как бы на втором месте. Мой отец тогда уже не танцевал, а был педагогом. Зато упомянутый Алик, мой двоюродный брат и родной брат Майи, был принят в труппу Большого после окончания хореографического училища. Конечно, были дикие нервы — кто поедет, кто не поедет, — составлялись списки «гастролеров». Списки эти хранились в безумной тайне, но все равно все всё в театре знали, как всегда. Списки все время менялись — кто-то напился и попал в милицию, у кого-то оказались родственники за границей. Поездка была выгодна, можно было изрядно обогатиться за время гастролей, ведь сумма командировочных — десять долларов в сутки — казалась тогда фантастической. Потом, когда Большой стал гастролировать за рубежом постоянно, артисты привозили оттуда автомобили, шмотки, торговали ими без конца. Плюс, конечно же, слава… Международная слава…

Майя была в самом расцвете сил, но уставала всегда безумно при том изнурительном темпе жизни, который навязывается балерине. Утром — класс, весь день бесконечные репетиции, потом какой-то перерыв, два часа она отдыхает, а вечером — спектакль. Феноменальная нагрузка, нечеловеческая.

И вот Майя вдруг узнает, что Алика НЕ ПУСКАЮТ. Тогда она после утомительнейшей репетиции пошла на прием к директору театра Михаилу Чулаки, а того в кабинете нет, вышел куда-то. И тут Майя — усталая, взнервленная — делает ошибку. Директора не дождавшись, пишет ему дерзкую эмоциональную записку, смысл которой в том, что если Александр Плисецкий оказался на этих гастролях не нужен, то, может, и она, прима-балерина, лишняя? То есть поставила ультиматум нашей власти, а нашей власти ультиматумов ставить нельзя. Наша власть от ультиматумов еще больше дуреет.

Записка — документ, ее тут же передали в ЦК, Чулаки взволновался, партийная организация засуетилась, паника в театре, и в результате ведущую балерину Большого на гастроли в Англию тоже не берут, хотя ее присутствие уже везде объявлено. Майя тогда заметалась, советовалась со мной, что делать, помню… как мы выходили на улицу Горького, опасаясь прослушки… Пятьдесят шестой год, как сейчас помню… Кажется, что все это происходило в какой-то другой жизни.

— Ты что-то разволновался. А что сейчас составляет суть твоей жизни?

— Целиком сосредоточился на установке памятника Белле в Тарусе. Идея эта возникла почти сразу же после ее смерти 29 ноября 2010 года. Мне называли разных скульпторов, я их практически всех знаю, с некоторыми даже дружу, сижу в различных президиумах.

Но я не хотел никого. Трудность в том, что с творцом свяжешься, а потом не развяжешься, если тебе его работа вдруг не понравится. Обиды начнутся… Я долго сомневался, но потом решил сам выполнить эту скульптуру. Дело пошло. Сделал модель из глины. ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ! Показал Зурабу Церетели, и он, который боготворил Беллу, сказал со своим уникальным акцентом: «Я это тэбэ отолью в бронзе!» Я было обрадовался, но рано. Оказалось, что маленькую модель нужно перевести в гипс. Потом лепится фигура в натуральную величину, и здесь тоже свои сложности. Я, как ты понимаешь, уже не мальчик, но мне приходится лазить на леса и проводить там изрядное количество времени чуть ли не каждый день, с утра до обеда, часов до двух. Масса проблем! Вдруг мне кажется, что ножки у глиняной Беллы коротенькие, и я начинаю скрести основание, а там — арматура. Приходится вызывать мастера с «болгаркой», и он выпиливает арматуру прямо, можно сказать, по живому. Сейчас Белла уже более или менее на себя похожа, потом, благодаря Зурабу, из Питера приедет мастер, покажет, где нужно сделать линии расчленения, чтобы снять со скульптуры формы, и потом эти формы отправят в Питер, где и будут делать собственно отливку.

Организационные вопросы по установке памятника сейчас решаются. Думаю, что все будет хорошо. Беллу в Тарусе любят, как и она Тарусу любила. Надеюсь, что к Дню города, в июле, справимся.

— Беллу во всей России любят. Каждый город считал бы честью быть связанным с ее именем.