Итоги, 2012 № 36 - [23]

— Вы встречались с Егором Тимуровичем до этого?

— Мы с Гайдаром были знакомы с 1982 года. Потом я писал для него статьи в журнал «Коммунист». В общем, мы были в хороших отношениях, хотя нельзя сказать, что в таких же дружеских, какие у него были с Авеном или Шаталиным. После путча наши отношения несколько осложнились, потому что я был против развала СССР и для меня это был тяжелый момент.

Наконец, в октябре Ельцин обратился к Верховному Совету с предложением создать правительство реформ, которое он лично возглавит, его замом будет Бурбулис, а замом по реформе — Гайдар. Указ был подписан 6 ноября, и они начали работать. Тогда в работе нового правительства я не участвовал. Александр Шохин мне предлагал поработать, но, поскольку они соглашались на распад СССР, у меня не было настроения продолжать с ними контактировать. К тому же я был уже тогда предан своей команде, Явлинскому, с которым писал «500 дней».

Позже, когда началась «шоковая терапия», мне стало ясно, что с точки зрения целей и методов наша программа не отличалась от той, что продвигал Гайдар. Более того, в умах новой команды Ельцина ощущалось решительное настроение начать с Нового года воплощать в жизнь настоящие реформы не на словах, а на деле.

Потом начался 1992 год. Распался СССР, а вместе с ним кончились и этап перестройки, и процесс демократизации. Следующим был этап рыночных реформ, а они с демократизацией сочетались плохо. Правительство ориентировалось на то, чтобы сначала провести рыночные реформы, а уже потом заняться демократизацией. 92-й год принес России снижение уровня жизни, спад производства, резкий скачок безработицы. Было ощущение полной катастрофы...

— Это неизбежное следствие перехода на рыночный уклад или тактические промахи молодого правительства?

— Это не было следствием промахов правительства. Россия имела самый долгий срок жизни в условиях социалистической плановой экономики, с административным регулированием всего и вся. Я понимаю, что нынешнему поколению это понять трудно. Кошмар 1992 года был связан с двумя обстоятельствами. Первое — плановые рычаги отпали, и нужно было, чтобы заработали рыночные механизмы — цена и контракт. Нужно было добиться, чтобы деньги приобрели ценность. Второе — резкое сокращение госрасходов. Когда говорят «шоковая терапия», я имею в виду именно это.

Еще момент — у вас пустой внутренний рынок, где брать еду? Накануне реформ СССР закупал за границей более 40 миллионов тонн зерна. Суда с хлебом стояли на рейде и не разгружались, потому что за него никто не платил — денег не было. Люди сами стали приспосабливаться к рыночной экономике. Было принципиально важно, чтобы на рынке появились товары, чтобы каналы связи за рубежом были налажены. Это было сделано. Рынок наполнился примерно к середине 1993 года.

Если вы не умеете производить продукцию, на которую есть спрос, — вы пролетаете. Это начало работать, и к 1998 году у нас была уже другая структура экономики. Я не могу сказать, что это была безупречная операция. В конечном итоге оказалось, что львиную долю в экономике вновь заняли добыча нефти и первичная переработка, машиностроение скукожилось, металлургия, наоборот, стала развиваться.

— Некоторые экономисты утверждают: было бы правильнее провести приватизацию, а уже потом отпускать цены. Вы с этим согласны?

— Правильное решение заключается в изначальной либерализации цен. Но если бы сначала были приватизированы какие-то мелкие предприятия, это не нанесло бы вреда. Однако до появления свободных цен, которые балансируют спрос и предложение, добиться равновесия на рынке невозможно.

К середине 90-х остро встал вопрос нехватки денег при инфляции в несколько сотен процентов. А где взять деньги? На налоги рассчитывать было нельзя, поскольку большинство предприятий осталось без средств. Цены ушли вперед, зарплату надо было как-то платить.

Тогда власть решила обратиться к людям, которые уже создали себе состояние. Заметьте, не к иностранцам, которые если бы и дали, то начали устанавливать свои порядки. Поэтому обратите внимание: сколько бы там ни было перипетий, но в течение практически всех 90-х солидные предприятия не продавались иностранцам. Только своим. А откуда вы знаете, у кого из своих есть деньги, а у кого нет? Надо было как-то притянуть их к себе. Так и появились олигархи.

Я был свидетелем, как в баре ресторана в Давосе сидели Чубайс и Березовский. Это была их первая встреча по обеспечению победы Ельцина на президентских выборах 1996 года. Березовский представлял олигархов, а Чубайс только что был отставлен из правительства. Тогда коммунисты одержали победу на выборах. А в 95-м году Владимир Потанин выступил с предложением провести залоговые аукционы. Тем самым определенный слой бизнеса получил поддержку правительства.

— Не все, Евгений Григорьевич, так оптимистично смотрят на операцию по раздаче народного добра в «хорошие руки».

— У такого рода операций никогда не бывает стопроцентного успеха. Когда я уже работал в правительстве, это решение вызвало жаркие дискуссии и сомнения. Но другого пути не было, нужно было найти реальные деньги. Сейчас уже никто не скажет, что это была солидная операция — все залоговые аукционы дали всего около миллиарда долларов. Но зато этот миллиард поступил в бюджет, и им можно было закрыть практически все дыры. В конце 1995 года бюджет был почти полностью сверстан. В этот момент был заложен первый кирпич в финансовую стабилизацию, в преодоление инфляции. Нам скажут: вы отдали «Норильский никель», «ЮКОС», «Сибнефть»... Но это говорят сейчас, а не тогда. Помню, как в 1995 году, уже будучи министром экономики, вместе с Иваном Матеровым, моим замом, считал балансы, а они не сходились. Нужно было выбрать одно из двух: либо повышать налоги, либо продавать госпредприятия. Тогда я первый раз обратился к Чубайсу со словами: мол, другого выхода нет. Он сказал: «Евгений Григорьевич, думать — это ваша работа, вы мне скажите, какую я должен брать крепость, я ее возьму». Мы поняли, что нужно искать. Тогда обратились к Альфреду Коху, который в то время возглавлял Госкомимущество. Он ответил, что у нас нет предприятий, за которые можно было бы получить солидную сумму. Тогда пришли олигархи и сами сказали, что бы они конкретно могли купить...