Итоги, 2012 № 27 - [14]

— Владимир Иванович, кому пришла в голову идея организовать российский Аскот?

— О, это была сверхидея, которая должна была вывести из комы все конное дело в стране... Когда в 2001 году я пришел на Центральный московский ипподром директором, то столкнулся со страшной разрухой. Средняя зарплата сотрудников составляла 1144 рубля в месяц, а еженедельный доход ипподрома недотягивал до 230 тысяч. Ничего удивительного в этом не было: о том, что практически в центре столицы расположено это уникальное заведение, знали от силы процентов двадцать горожан. В беговые дни сюда приходили или старожилы, или сомнительные личности. Ничего общего с развитыми странами, где скачки — привычный отдых для достопочтенных граждан. Надо было что-то делать — привлекать другой контингент, менять статус соревнований и само отношение к ним. Идея Кубка президента возникла в 2002 году. Мы придумали его вместе с Витой Козловой, хозяйкой конного клуба, работающего на территории ипподрома. Нас поддержал тогдашний министр сельского хозяйства Алексей Васильевич Гордеев, который помог заручиться согласием администрации президента и самого Владимира Владимировича Путина. Правда, в результате клуб организовал Кубок президента РФ по выездке, на котором присутствовал и президент, но с форматом не угадали.

— Как так?

— Надо серьезно увлекаться этим видом спорта, чтобы по достоинству оценить мастерство всадников. А так высшая школа верховой езды не смогла увлечь массового зрителя, в том числе и именитых гостей. Помню, мы сидели на этих соревнованиях вместе с Алексеем Васильевичем Гордеевым. Лето, жара, он откровенно устал и потерял интерес... Тогда я отчетливо понял — идеальным форматом для подобного ранга соревнований могли бы стать именно скачки. Ведь это полторы минуты чистого действа, требующего внимания, а потом двадцать минут антуража со светским общением, закусками и так далее. Предложил Гордееву организовать скачку на приз президента РФ. Он меня поддержал, и все закрутилось. На то, чтобы довести до ума все детали, ушло два года — серьезную поддержку помимо министра сельского хозяйства оказывали Александр Сергеевич Абрамов, Игорь Олегович Щеголев и Сергей Владимирович Ястржембский. Последний в то время занимал пост помощника президента РФ и помог нам заручиться информационной поддержкой СМИ. Он использовал свое влияние, и в результате о грядущем мероприятии по телевидению говорили даже в прайм-тайм. К лету 2004 года все знали, какого события надо ждать. И вот все продумано до мелочей, до знаменательной даты осталось несколько дней, а я, поддавшись на уговоры коллег, отпустил одну лошадь в Казань на соревнования... Этот рысак привез грипп, и в конюшнях полыхнула эпидемия. Надо объявлять карантин, мероприятие под угрозой срыва. Для нас ситуация аховая, потому что, однажды отказавшись, мы к этим соревнованиям больше не вернемся. Не дадут. К счастью, 75 процентов верховых тренеров были моими бывшими солдатами и сержантами по службе. Я собрал их и сказал: «Что, войну отменяем и в бой не идем? Забудьте про грипп! Лошади же не полегли». После этого паника прекратилась, все подсобрались, проблему вроде бы сняли. Правда, сотрудники спецслужб, прознавшие о болезни, серьезно насторожились — даже ветврача пытали, опасно ли это.

— И скачки состоялись?

— Больные лошади в скачках, конечно, не участвовали, и все прошло на уровне. Владимир Владимирович Путин, присутствовавший в тот день на ипподроме, как мне показалось, нашу работу оценил по достоинству. По крайней мере, программку изучал с интересом. С тех пор на трибунах побывало много видных политиков, актеров, музыкантов. Владимир Вольфович Жириновский, Рамзан Ахматович Кадыров, Никита Сергеевич Михалков... Всех и не перечислишь.

— Они что, все заядлые лошадники?

— В разной степени. Хочу сказать, Владимир Владимирович Путин очень уверенно держится в седле. Его учил один из моих бывших сослуживцев. Приятно удивил Рамзан Ахматович Кадыров. Я поначалу думал, что покупка дорогих лошадей для него баловство. А потом на одном из мероприятий разговорились — он рассуждал как настоящий профи. Понятно, что кто-то его наставлял, давал консультации. Но сам факт, что человек готов учиться, узнавать новое, вызывает уважение.

— А лично ваше знакомство с лошадьми с чего началось?

— Меня, семилетнего мальчика, на московский ипподром привел дедушка — сам в прошлом кавалерист. Там располагался маленький манежик, где работал прокат. Им руководил полковник Георгий Тимофеевич Рогалев, в конце Великой Отечественной войны занимавшийся выводом лошадей из Восточной Пруссии — центра немецкого конезаводства. И как меня тогда на лошадь посадили, до сих пор слезть не могу. Георгий Тимофеевич много знал о лошадях и своим интересом сумел заразить меня. Подростком я облазил все местные конюшни, хотя со стороны трибун ни разу не оказывался, и к выпускному классу сомнений не оставалось: хочу связать свою судьбу с лошадьми. Рогалеву удалось убедить меня, что если я хочу посвятить свою жизнь этим животным, делать это надо через знания, образование, институт, а не только через седло. В то же время коневодство как по заказу реабилитировали после разгрома, учиненного в 60-х годах Хрущевым. Он со своей крестьянской прямотой и простотой решил, что лошади стране не нужны. В результате коневодство исчезло даже из учебных программ профильных сельскохозяйственных учреждений. Но мне повезло: когда я поступал, впервые за долгое время был объявлен набор в группу по специальности «Коневодство». Вводную лекцию нам читал профессор Андрей Сергеевич Красников, сказавший одну очень важную вещь: «Не бывает плохих лошадей, а есть люди, которые не умеют с ними работать». Мне было 17 лет, когда я услышал эту фразу, и вы не представляете, сколько раз с тех пор я ее вспоминал и повторял. Годы учебы выдались веселыми и беззаботными настолько, что на втором курсе родители отправили меня в армию, чтобы пришел в себя. Там мне быстро объяснили, что учиться лучше, чем служить. Хотя на службу жаловаться тоже не могу, мне все удавалось, и из армии я вернулся уже в чине сержанта.