Итальянская записная книжка - [8]

— Все в порядке, — сказала Маша, подхватывая сумки. — Берём такси, переезжаем на железнодорожный вокзал.

— Минуточку! Я хотел бы купить цветы, найти могилу Феллини.

— Пожалуйста. Но сначала нужно узнать расписание поездов, приобрести билеты, заранее позвонить Донато, чтобы встретил.

Когда ехали в такси окраинными улицами Римини, Маша узнала у водителя, что кладбище находится совсем в другой части города, не по пути.

Не по пути оказалось и Адриатическое море. Малолюдные улицы с выжженными солнцем пальмами мелькали за окном такси, маленький сквер с уродливым фонтаном посередине, из которого не била вода; бетонные заборы с налепленными аляповатыми афишами… Вспомнился фильм «Вителлони», снятый Феллини лет тридцать назад, кадр: трое парней, одурелых от тупости провинциальной жизни, безнадёжно стоят на конце пустынного причала, глядя на пустынное море… именно здесь, в Римини, прошла молодость Феллини. Отсюда вырвался он в столицу в Рим. Всю жизнь снимал пронзительные фильмы о грешном человечестве.

Когда‑то юношей и ему, Артуру, довелось жить в подобном приморском городе — провинциальнейшем Сухуми. Вот так же стоять зимними вечерами на пирсе, следить за далёкими огнями теплохода… Молодость особенно остро чувствует своё одиночество в мире.

— Маша, вы осознаете, что мы с вами в Италии?

— Ещё не знаю. Все‑таки хочу мороженное.

Это решительное существо было ещё ребёнком, девочкой.

После того, как на маленьком железнодорожном вокзале выяснилось, что ближайший поезд на юг прибудет в Римини через тридцать пять минут и были куплены билеты, а заодно и карта Италии, и Маша позвонила дону Донато, они пересекли шумную привокзальную площадь, сели под пёстрым тентом за один из столиков маленького кафе. Заказали Маше вазочку мороженного, Артуру кофе «капуччино».

Вот теперь мы, кажется, в Италии. — неуверенно сказал Артур, хотя все вокруг продолжало напоминать доперестроечный Сухуми в разгар курортного сезона: изнывающие от зноя бесчисленные группы туристов в шортах и майках с рюкзачками на спинах, гудки автобусов.

Маша сидела спиной к площади и целиком была поглощена поеданием мороженного, в которое был воткнут крошечный разноцветный зонтик.

Казалось, всё устроилось, все хорошо. И «капуччино» был вкусен. Но Артур глядя на Машу, на толпы слоняющихся по площади людей чувствовал, как в нём нарастает раздражение от всей этой атмосферы праздности. С отчаянием подумал он, что новая книга кончена, и ещё неизвестно, будет ли у него впредь возможность работать, писать изо дня в день. И эта поездка — быть может, последняя милость судьбы. А впереди — смерть…

…К тротуару подъехал потрёпанный «джип». Оттуда вылезла старуха вся в чёрном, принаряженный мальчик лет четырёх с черным галстуком- бабочкой у горла и печальный жилистый старик. Они уселись за соседний столик, стали шумно обсуждать принесённое официантом меню.

— Требует у бабушки и дедушки кока–колу, лимонад, пиццу, мороженное с ананасом и шоколадное яйцо, — перевела Маша.

Все это было тотчас принесено на подносе официантом.

Малыш первым делом накинулся на пиццу, запивая её кока–колой.

— Буоно! — вопил он, поглядывая то на мороженное, то на пузырящийся в бокале лимонад.

Бабушка и дедушка не взяли себе ничего и с немым восхищением наблюдали за тем, как он угощается.

— Нам пора, — сказала Маша. — Будет неприлично, если я возьму этот зонтик на память? Смотрите, какой крохотный.

Но Артур смотрел на бабушку. Она плакала, стараясь скрыть слезы.

«Почему подробности чужой жизни, чужого горя так цепляют меня, навсегда остаются в памяти?» — думал Артур, когда вместе с Машей шагал через сутолоку площади обратно к вокзалу.

И потом в полупустом вагоне второго класса Артура продолжала преследовать мысль о самодостаточности жизни, таинственной значительности её казалось бы самых заурядных подробностей.

…Пожилой кондуктор в темно–синей форме, вошедший в купе пробить компостером билеты; щеголеватый парень, кативший по коридору тележку с напитками и сэндвичами, вопросительно остановившийся на миг у раскрытой двери; севшая в Пезаро длинноволосая девица с чемоданом, почему‑то устроившаяся на откидном сиденье в коридоре. Она была одета в спадающие джинсы и короткую маечку, отчего живот оставался обнажённым.

Всё, что происходило вблизи, Артур все‑таки видел. Его не покидало ощущение драгоценности этих жизней, имеющих право быть такими, как они есть. Без похвалы с его стороны или осуждения.

Он подумал, что его настрой вызван элементарной причиной: свежестью и яркостью впечатлений заграничной жизни. Но тут же вспомнил — о том же самом сразу подумал, когда чуть не задавил несчастную старуху…

«Смотрю на все, будто ухожу из жизни, — подумал Артур. — Будто меня здесь уже нет.»

Он покосился налево. Маша спокойно сидела рядом у окна, читала лежащий на коленях толстый томик в кожаном чехле с застёжкой-»молни- ей». Эту Библию на итальянском языке в первый же день приезда подарил ей дон Донато.

Месяц прожил он у Артура. Маша появлялась по субботам и воскресеньям, устраивала стирку, уборку, готовила еду. Удивительно было слышать Артуру в своей квартире их итальянскую речь.