Итальянская новелла. XXI век. Начало - [10]

— Что ты такое говоришь?

Лео пожимает плечами. Сторож смотрит на него, на его лопатки, поднимающиеся при каждом вдохе. Они дрожат и двигаются, как будто он вот-вот взлетит. Он смотрит на него и думает, что Лео гораздо меньше, чем он его помнит. Все эти годы он видел его только со спины, сидящим на школьном крыльце с прижатым к груди мячом. Он сотни раз проходил мимо, но ни разу не разговаривал с ним. Он наклоняется к Лео.

— Когда это ты себя плохо вел?

Лео качает головой, трет глаза. Он хочет есть и спать, и он устал ждать маму, которая никогда не приедет, потому что, он знает, она умерла, и вообще, он не понимает смысла всего этого.

— Не хочешь мне говорить? Что это, еще один секрет?

Лео закрывает глаза и знает, что ему надо быть взрослее и что надо перестать шмыгать носом, но у него не получается.

— Ну ладно, не важно. Скажешь, когда захочешь. Давай, заканчивай с домашним заданием.

Лео сидит, подпирая подбородок рукой и болтая ногами, потому что не достает до пола, даже если вытянет мыски, и ждет не дождется, когда подрастет; набравшись смелости, он шепчет:

— Это потому что я плохо себя вел? Потому что я перелез через ограду, поэтому мама не приезжает? Это я виноват, да?

Сторож молчит и думает, что он все время задает себе тот же самый вопрос, каждый день с тех пор, как все случилось. Он хотел бы сказать, что до сих пор слышит визг тормозов у себя за спиной, смешанный с его словами и со словами всех остальных. Сказать, что он пытался, но не успел. Что ему казалось, что ступенек мало, всего несколько штук, но их было бесконечно много. Всего шесть ступенек, слишком высоких для школы, когда их перепрыгиваешь через одну. Шесть ступенек, шесть лет, Лео; машина, выезжающая из-за поворота, но это не та машина, она другого цвета. Он хотел бы сказать ему, но ничего не говорит. Он садится на коробку и смотрит вдаль, в окно. Смотрит на лестницу и на Лео с ранцем под ногами и мячом, прижатым к груди, и видит, как все понемногу начинает выцветать.

Джорджо Фалько

Происхождение бульона

После стартовой точки покоя на соединении двух окружных дорог при въезде на платную магистраль асфальт превращается в четырехполосную автостраду. Лучи света давят на нас с двадцатиметровой высоты, мы смещаем взгляд на несколько градусов влево, туда, где ветровое стекло переходит в окно, чтобы понять, откуда идет запах. Запах опережает зрительный образ. В других машинах происходит то же самое. В австрийском грузовике, управляемом словаком-дальнобойщиком; в скорой помощи с миланскими номерами, где за рулем — волонтер, полгода назад потерявший работу; в желтом фургоне с логотипом, в котором частник перуанец доставляет двадцатый за день заказ; в белом фургончике, где ссорятся два электрика-кокаиномана; в седане служащего, разочарованного тем, что он не вошел в новый руководящий состав фирмы; в малолитражке, которую ведет Ивания, женщина сорока двух лет. Все мы едем закупоренные, отгороженные закрытыми окнами, если в машине есть кондиционер, либо опускаем стекла, чтобы нюхнуть горячих выхлопов над асфальтом, — и в том, и в другом случае мы чувствуем вездесущий промышленный аромат. Он переступает невидимый порог в ноздрях, пробирается в отдаленный уголок мозга и превращается в зрительный образ.

Итак, Ивании восемнадцать лет. Без четверти восемь вечера, она смотрит с родителями телевизор. В памяти Ивании возникает отец, рабочий пищевого комбината, чьи корпуса вытянулись вдоль дороги. Семья живет в двух километрах от предприятия. Когда отец рассказывает о своей работе, он все время повторяет слово «комбинат». Основанный сразу после Второй мировой войны, комбинат (теперь собственность испанского холдинга) стал известнейшей в Италии производственной компанией, изменившей стратегические подходы с целью предложить потребителю качественную продукцию, опираясь на постоянные инновационные исследования при сохранении вкуса традиционной итальянской кухни. Пищекомбинат славится своими бульонными кубиками, но также производит консервированные помидоры, рагу, соусы, блюда быстрого приготовления (ризотто, пюре, супы), растительные масла, песто, тунец, чай и ромашку в пакетиках — в общем, весь ассортимент, который наполняет фантазии и быт итальянских семей. Предприятие площадью двести двадцать тысяч квадратных метров было построено на средства городка, на основании деклараций о доходах причисленного к десяти самым богатым коммунам Италии.

В памяти Ивании свет от вечерней желтой лампы падает на стол. Семья только что закончила ужинать. Мать вытряхивает во двор крошки со скатерти, на несколько секунд оставив балконную дверь открытой, а когда возвращается на кухню, запах комбината уже наполняет дом, но Ивания почти не слышит его слабой нотки, постоянно звучащей в складках скатерти. И так же пахнет ее отец, когда возвращается домой в рабочем комбинезоне, а Ивания в это время что-то подчеркивает в школьном учебнике. Семья только закончила ужинать, по телевизору идет реклама комбината. На актере костюм иллюзиониста: черный фрак, белая рубашка, черный цилиндр, белые перчатки. Он снимает правую перчатку и использует ее как прихватку, чтобы снять с кастрюли раскаленную крышку. Вода кипит, актер вдыхает пар и произносит: «Бульонный кубик делает жизнь вкуснее!» Потом актер облизывается, трет большой палец об указательный, намекая и на нечто аппетитное и на деньги. Для участия в большом конкурсе достаточно купить кубик, заполнить и отправить почтовую открытку. Каждый понедельник после вечернего фильма у отца Ивании есть шанс стать миллионером с помощью бульонного кубика, который он сам делает и сам же фасует в двух километрах от дома. Бульонный кубик — вечный спутник их семьи. Отец трудится над ним в три смены, и благодаря конкурсу может стать миллионером прямо во время вечерней смены; мать готовит с кубиком ужины, главным образом, зимой; дочка играет с пустой упаковкой для десяти кубиков. В детстве Ивания часто разглядывала коробку из-под кубиков и представляла, что это домик: крыша из красной черепицы, труба, клубы дыма и птицы в гнездах. Ей хотелось быть женщиной, нарисованной на левой стороне коробки и будто застывшей во времени: волнистые волосы только-только уложены парикмахером по последней моде, и вся она — воплощение порядка и деловитости, образцовая миланка или представительница всех других итальянок с претензиями на буржуазность, хоть и нарисована она рядом с самым что ни на есть простым бульонным кубиком. У нее каштановые волосы с рыжиной, золотистые блики на них возвращают мысли к бульонному кубику, и кажется, будто волосы сделаны из того же сырья, что и кубик, они — его продолжение. Раньше женщина на упаковках в левой руке держала ложку, а в правой — тарелку с бульоном. Несколько легких штрихов обозначали вермишель, а одиннадцать красных пятнышек на поверхности создавали иллюзию глубины тарелки. Женщина подносила ложку ко рту — красный лак на ногтях, белозубая улыбка в обрамлении губной помады. Загорелая тонкая шея облагорожена жемчужным ожерельем. Восемнадцатилетняя Ивания на кухне. Желтый свет стремительно поглощен пустыми тарелками, в которых еще недавно был бульон, рядом лежит кожура от фруктов, мать убирает со стола, а отец ищет по телевизору что-нибудь интересное. Женщина на упаковке вдруг кажется немного другой по сравнению с той, из детства.