Иствикские ведьмы - [2]

Александра опять занялась хозяйственными делами, расставляя банки с томатным соусом для спагетти. Соуса было приготовлено столько, что, если бы она вместе с детьми вдруг очутилась в итальянской сказке и колдовала бы там лет сто, они все равно не успели бы съесть все. На гудящей газовой конфорке кипела большая синяя в белую крапинку кастрюля. То и дело Александра вынимала из нее дымящиеся банки. Она смутно ощущала, что это была некая нелепая дань ее теперешнему любовнику — слесарю-водопроводчику, итальянцу по происхождению. В соус она клала не лук, а по своему рецепту всего два зубчика чеснока, измельченного и припущенного три минуты на растительном масле (не больше и не меньше — в этом и заключается все волшебство). Для смягчения кислого вкуса добавляла побольше сахара, одну тертую морковку, а перца больше, чем соли. Чайная ложка толченого базилика — вот что придавало соусу совершенный вкус, а щепотка красавки сообщала ему мягкость, без которой это была бы просто адская смесь. Все это следовало добавить к выращенным собственными руками помидорам. Последние несколько недель она собирала и раскладывала их по подоконникам, теперь же резала и запускала в мешалку. Все началось с тех самых пор, как в ее постель стал наведываться Джо Марино. Какая-то неимоверная плодовитость овладела томатами, аккуратно подвязанными к колышкам в небольшом садике при доме, куда долгим летним днем, ближе к вечеру, сквозь ивовую листву проникали косые лучи солнца. Короткие помидорные стебли, сочные и светло-зеленые, похожие на бумажные, лопались под тяжестью множества плодов. В этом изобилии было что-то нездоровое, как в рыданиях ребенка, требующего утешения. Из всех растений томаты, казалось, больше других напоминают природу человека: такие же нетерпеливые и хрупкие и подверженные порче. Когда Александра срывала мягкие красно-желтые шары, ей казалось, она держит в руках яички любовника-великана. Возясь на кухне, она с грустью находила во всем этом нечто, похожее на менструальный цикл: кроваво-красный соус льется на белые спагетти. Маслянистые белые макаронины напоминают ее собственный подкожный жир. Вечная женская война с лишним весом: в свои тридцать восемь она все больше находила эту борьбу противоестественной. Неужели, чтобы сохранить привлекательность, ей нужно отречься от собственного тела, как одержимому святоше в старину? Природа — показатель и основа всякого здоровья, и если проснулся голод, его нужно утолить, чтобы не нарушать космического порядка. Но все же порой она сама себя презирала за лень, за то, что завела себе любовника-итальянца, а, как известно, в Италии терпимо относятся к полноте.

После того как она рассталась с мужем, любовниками Александры были, как правило, брошенные бездомные мужчины. Ее собственный бывший муж Освальд Споффорд покоился на верхней кухонной полке в плотно закрытой банке, обращенный в разноцветную пыль. Это она превратила его в порошок, когда они переехали в Иствик из Норвича, штат Коннектикут, и у нее открылись необычайные способности. В этом городке в горах, где было множество церквей с облупившейся побелкой, Оззи работал на заводе крепежных изделий, он знал толк в разных хромированных штуках. Переехав в Иствик, Оззи пошел работать в конкурирующую фирму, на завод шлакобетонных блоков, что протянулся на целых полмили к югу от Провиденса, среди прочих многочисленных странных промышленных сооружений этого небольшого штата. Переехали они семь лет назад. Здесь, в Род-Айленде, ее способности развились подобно тому, как расширяется газ в вакууме, а ее дорогой Оззи, совершая ежедневные рейсы по шоссе номер четыре на работу и обратно, уменьшился сначала до размеров обыкновенного мужчины — едкий, напитанный солью морской воздух Иствика разъел его доспехи патриархального рыцаря-защитника, — а затем до размеров ребенка, который вечно что-то спрашивал и будил в ней лишь жалость и материнские чувства. Он совсем утратил контакт с расширяющейся вселенной ее души. Его все больше занимала деятельность «Юношеской лиги», в которой принимали участие сыновья, и команда боулинга родного завода. Александра завела себе первого любовника, потом еще и еще одного, а муж-рогоносец сжался до размеров куклы. Ночью, лежа с ней рядом в широкой удобной постели, он походил то ли на крашеный деревянный придорожный столбик, то ли на чучело крокодильчика. Ко времени их фактического разрыва бывший господин и повелитель превратился просто в пыль, которая везде неуместна, как давным-давно подметила ее мать, — в разноцветные пылинки. Александра смела их и ссыпала в банку — на память.

Другие ведьмы тоже пережили подобные перемены в семейной жизни. Бывший супруг Джейн Смарт висел в погребе ее дома на ранчо среди пучков сушеных трав, и время от времени от него отщипывали по кусочку и использовали как острую приправу. А Сьюки Ружмонт увековечила своего уменьшившегося в размерах мужа, закатав его в пластик, и использовала в качестве салфетки под чайный прибор. Последнее превращение случилось совсем недавно, Александра еще помнит, как Монти в летнем пиджаке в полоску и свободных светло-зеленых брюках стоял с коктейлем в руках и громким голосом обсуждал в деталях последнюю партию в гольф, яростно понося медленную, вялую игру пара на пару, длившуюся весь день и никогда не приносившую окончательного результата. Он не переносил заносчивых женщин — женщин-начальниц, истеричек, выступающих на антивоенных демонстрациях, «дам-докторов», леди Берд Джонсон, даже Линду Берд и Люси Бейнс. «Конь с яйцами», — говорил он о них. Когда Монти громко вещал скрипучим голосом, открывались прекрасные крупные ровные зубы, его собственные. Когда раздевался, тощие синеватые ноги — не такие мускулистые, как натренированные в гольфе загорелые руки, — почти умиляли. Ягодицы провисали складками, как плоть стареющих женщин. Он был одним из первых любовников Александры. И вот теперь в гостях у Сьюки она испытывала странное злорадство, когда пила черный, как деготь, кофе и ставила кружку на пластиковую салфетку — на блестящем полосатом пиджаке отпечатывался четкий кружок.