Истребленные маршалы - [7]

В рапорте по итогам боев за Перекоп Блюхер писал: «Задача, поставленная перед дивизией — пробить дорогу в Крым, — выполнена. 11 ноября в 12 часов занята станция Ишунь (другое название — Юшунь. — Б. С.), впереди Крым, укреплений больше нет, лучшие силы Врангеля разгромлены окончательно: корниловцы, дроз-довцы, марковцы, гвардейцы, второй армейский корпус представляют из себя жалкие остатки и панически бегут. Армия, представлявшая гордость Врангеля, разбита и уничтожена. Пали неприступный Турецкий вал и четыре линии Ишуньских позиций. Полуодетые, голодные, уставшие, участвовавшие беспрерывно во всех боях красноармейцы и командиры разгромили йе только превосходившую в живой силе армию (читатель, надеюсь, оценит весь юмор этого пассажа, если вспомнит, что войск у Фрунзе было почти всемеро больше, чем у Врангеля. — Б.С.), но и разбили ее за десятками рядов проволочных заграждений (десятков рядов колючей проволоки, опять же, не было. — Б. С.) и бесчисленными рядами окопов». Фрунзе, в свою очередь, 12 ноября докладывал Ленину: «Свидетельствую о высочайшей доблести, проявленной геройской пехотой при штурмах Сиваша и Перекопа. Части шли по узким проходам под убийственным огнем на проволоку противника. Наши потери чрезвычайно тяжелы. Некоторые дивизии потеряли три четверти своего состава. Общая убыль убитыми и ранеными при штурмах перешейков не менее 10 тысяч человек. Армии фронта свой долг перед Республикой выполнили. Последнее гнездо российской контрреволюции разорено». Немалые потери в этих боях понесли и белые. В одной только Дроздовской дивизии было около 700 убитых и раненых, а остатки одного из батальонов перешли на сторону красных. Командир дивизии генерал А.В. Туркул вспоминал последнюю контратаку дроздовцев: «В последний раз, как молния, врезались дроздовцы в груды большевиков. Контратака была так стремительна, что противник, уже чуявший наш разгром, знавший о своей победе под ударом дроздовской молнии приостановился, закачался и вдруг покатился назад. Цепи красных, сшибаясь, накатываясь друг на друга, отхлынули под нашей атакой, когда мы, белогвардейцы, в нашем последнем бою, как и в первом, винтовки на ремне, с погасшими папиросами в зубах, молча шли во весь рост на пулеметы. Дроздовский полк в последней атаке под Перекопом опрокинул красных, взял до полутора тысячи пленных. Только корниловцы, бывшие на левом фланге атакующего полка, могли помочь ему. На фронте, кроме жестоко потрепанной Кубанской дивизии, не было конницы, чтобы поддержать атаку. В тыл 1-у полку ворвался броневик, за ним пехота. Под перекрестным огнем, расстреливаемый со всех сторон, 1-й Дроздовский полк должен был отойти».

Толпы красных волной захлестнули немногочисленных защитников белого Крыма. 15 ноября бойцы 51-й дивизии вместе частями 1-й Конной армии вошли в Севастополь, откуда за сутки до этого отошли последние суда белых.

Блюхер за взятие Крыма получил еще один орден Красного Знамени, а Реввоенсовет 1-й Конной армии преподнес «красному вождю и победителю на Перекопе и Ишуне» золотые часы. В последующие месяцы 51-й дивизии совместно с армией Ворошилова и Буденного пришлось бороться со вчерашним союзником — батькой Махно. Летом 1921 года произошла вторая встреча Василия Константиновича с Варецким. Последний вспоминал, что «Блюхер в крестьянской среде чувствовал себя как дома», поражая селян знанием агрономических тонкостей. «А дозвольте спросить, вы по какой части будете, по земельной?» — поинтересовался один из стариков. «По земельной, папаша, — улыбнулся Блюхер, обнаруживший вдруг прекрасное знание местного украинского наречия. — Землю вашу освобождаем от Махно, от непорядков всяких, чтоб никто не мешал вам спокойно работать на земле. Понял?»

Однажды Блюхер с Варецким оказались в донской станице, и с казаками Василий Константинович тоже быстро нашел общий язык и даже пел вместе с ними песни. Потом он говорил Варецкому: «А хороши песни у казаков. Только поют они не так, старики пели лучше». Видно, доводилось Василию Константиновичу прежде, до революции, побывать и на Дону.

На Украине, когда они остановились в доме священника, Блюхер даже подружился с батюшкой и обещал прислать ему красок (священник занимался живописью). Характерен отзыв Блюхера, запечатленный Варецким: «Хороший, талантливый старик. Жалко, что священник». Сам Василий Константинович в Бога не верил, но готов был признать, что и среди священнослужителей попадаются порядочные люди.

Варецкий так суммировал свои впечатления о легендарном красном полководце: «В памяти остался образ интеллигентного, образованного человека и авторитетного командира. Ничего я не мог сказать о нем как о коммунисте; однако у меня осталось впечатление, что к социальной логике даже того времени он относился критически. Несомненно, портили общее впечатление его сухость и та подчеркнутая корректность, которые, точно барьер, отделяли Блюхера от его собеседников. Но Блюхер, вто же время, был совсем другим, находясь в окружении крестьян, красноармейцев и посторонних, не связанных с ним службой людей».

Хотя Василию Константиновичу до революции пришлось трудиться в основном рабочим, но свои крестьянские корни он не забывал и с крестьянином всегда находил общий язык. Труднее было с образованной публикой, перед которой Блюхер не хотел обнаружить пробелы в собственных познаниях. Вот и старался держаться сухо и корректно, не углубляясь в чуждые для себя отвлеченные материи.