Истребители - [13]

Я думаю, меня простит читатель, если сейчас я на время прерву последовательный ход изложения и затрону некоторые проблемы, которые в те далекие уже времена были вне сферы моей компетенции.

Собственно, речь идет об одном вопросе, который в свое время задавал я сам себе, как задавали его себе миллионы людей, а после войны в различных аудиториях его нередко задавали мне.

Вопрос естественный: почему так неудачно началась для нас война? Ответить на него однозначно невозможно, потому что он касается событий грандиозного масштаба, и для того чтобы всесторонне и правильно ответить на него, необходимо провести глубокое исследование многих сторон жизни нашего общества хотя бы за десять предвоенных лет. Надо анализировать развитие и состояние предвоенных процессов в нашей экономике и науке, надо анализировать развитие военно-научной и военно-технической мысли, наконец, надо анализировать оценки внешнеполитической ситуации тех лет. В конечном счете, подобный анализ и выводы из него есть не что иное, как исторический и духовный опыт нашего народа, ибо речь в конце концов идет не просто о том, что мы неудачно начали войну, не просто о ряде просчетов, которые могли быть и более крупными, и менее крупными, а о том, что мы оказались втянуты в мировую войну. Провести такую работу одному человеку просто не под силу. В подобной работе союзником исследователя обычно становится время.

Сейчас, многие годы спустя со дня Победы, мы, конечно, с большей степенью объективности можем анализировать те или иные аспекты военного периода, мы менее подвержены крайностям в своих суждениях. Но, должен заметить, что, на мой взгляд, даже временная дистанция не слишком велика по отношению к событию такого масштаба, каким была вторая мировая война. Огромный поток документальной и исследовательской литературы о войне, как у нас в стране, так и за рубежом, не иссякает по сей день, что само по себе, мне кажется, подтверждает предыдущий тезис.

Поколение участников войны в силу вполне понятных причин осмысливает и оценивает период войны более субъективно, чем это будут делать наши потомки. Но мнения и суждения участников военных событий сами [34] по себе представляют едва ли не самую главную ценность для будущих исследователей. И чем честнее перед самим собой и перед будущими поколениями бывает в своих воспоминаниях очевидец, тем большую пользу обществу он приносит. В этом, в основном, я вижу и смысл военных мемуаров.

Как человек, прошедший всю войну от начала и до конца, как один из многих сотен тысяч фронтовиков, я, конечно, имею свою точку зрения на многие аспекты военного периода. Мое мнение в течение прошедших лет корректировалось по мере того, как возрастал объем моих знаний. Да и взгляд на собственный военный опыт тоже претерпевал изменения. Многочисленные вопросы, которые задавали мне в разные годы в различных аудиториях, заставили меня более сдержанно относиться к собственным ощущениям и с максимальной ответственностью обдумывать ответы. И одним из самых трудных вопросов, который до сих пор волнует многих и многих советских людей, остается вопрос о неудачном для нас начале войны.

В различные годы мне приходилось слышать немало крайних точек зрения по этому вопросу. В частности и такую, что мы к войне оказались не готовы. Люди, которые так считали, ссылались именно на драматичное начало войны, которое, по их мнению, во многом определило все дальнейшие трудности и неслыханную тяжесть сражений. При этом, как правило, начинались ссылки на наше техническое отставание, которое выявилось летом сорок первого года.

Я такую точку зрения никогда принять не мог, поскольку здесь некоторые субъективные факторы (немаловажные, но все-таки субъективные!) как бы переставлялись в разряд объективных. Люди, которые рассуждали таким образом, руководствовались скорее эмоциями, нежели логикой. А это неправильно. Неправильно потому, что, вопреки неудачному и очень тяжелому началу, мы добились победы над очень сильным противником. В такой войне победный итог не может быть результатом счастливой случайности. Должны были сработать объективные факторы. Они сработали, и это определило нашу победу. В частности, эти объективные факторы сработали и в военно-техническом плане — я говорю об оружии. Без всяких натяжек можно сказать о том, что у нас были лучшие танки — Т-34, КВ, лучшие самолеты — «яки» и «лавочкины», а уникальный самый массовый самолет [35] войны — ильюшинский штурмовик Ил-2 — вообще не имел аналога в мировой авиации; мы опережали противника в развитии реактивной артиллерии (знаменитые «катюши»); у нас были превосходные пушки конструктора Грабина и надежное автоматическое стрелковое оружие. Короче говоря, у нас было оружие, которое с полной ответственностью можно назвать оружием победы. И, что мне представляется самым важным, оно было создано в предвоенные годы. Если бы к началу войны у нас не было создано такое оружие, то создать его и запустить в серийное производство в ходе самой войны, да еще и в той тяжелейшей обстановке, вероятно, было бы невозможно. Но имея уже готовые образцы, мы не успели, как сейчас стало известно, к началу войны развернуть производство этого оружия массовыми сериями, и потому пришлось хлебнуть лиха. Казалось бы, это — очевидный промах...