История зеркала - [10]
Некоторые из семей венецианских стекольных дел мастеров достигли известности и даже славы: Беровьери, Бриати, Бертолини, Мотта, дель Галло; среди их членов были действительно великие знатоки своего дела, и они неустанно продолжали свои исследования ради усовершенствования технологии процесса и улучшения качества стекла. Их усилия принесли обильные плоды: так, они заметили, что зола от так называемой травы кали, которую они привозили из Египта на кораблях, добавленная в небольшом количестве к песку, действовала как прекрасное обесцвечивающее средство благодаря тому, что в ней содержалось небольшое количество фосфора и большое количество марганца. Таким образом им удалось получить практически бесцветную стекольную массу. Мастера действовали на ощупь, меняли дозировку составных частей постоянно и в конце концов нашли формулу так называемого кремниевого щелочного стекла (содержавшего силикат углекислого калия и известь), качества которого были превзойдены только в XIX в., когда стали производить стекло на основе силиката углекислого калия и свинца, т. е. хрусталь в современном значении этого слова. Венецианцы прекрасно овладели искусством выдувания пузырей цилиндрической формы, а также постоянно улучшали технику амальгамирования с употреблением бронзы и ртути, в результате чего стали производить «божественно-прекрасные, безупречно прозрачные зеркала, вещи красивые и чрезвычайно полезные», как сообщал Ваннуччи Берингаччо (ум. ок. 1539 г.), признававший, правда, что «издержки при их производстве очень велики, а потому они очень и очень дороги»>22. Но вскоре все эти усилия должны были увенчаться оглушительным успехом и начать приносить большие, нет, огромные доходы, которые на два столетия обеспечили Венеции богатство и процветание.
Алхимик Фиорованти, издавший в 1564 г. в Венеции свой труд под названием «Зерцало искусств, ремесел и наук», переведенный на французский язык в 1584 г. и позднее многократно переиздававшийся, превозносил в нем зеркало, это чудо из чудес, для коего требовалось особое стекло, не имевшее себе равных в мире; он подробно описывал все стадии варки стекла, но не давал никаких точных сведений о количественном составе смеси. «Они изготавливают в большой печи стеклянный шар, затем режут его специальными ножницами на части и делают из них квадратные пластины такой величины, что им потребна, затем они их помещают на железные лопатки, похожие на плоские дощечки, затем опять помещают в печь и там вращают до тех пор, пока масса вновь не размягчится и не растечется по оным лопаткам» (процитировано по переводу на французский язык от 1602 г.); далее автор сообщает, что «точно так же поступают и в Германии». Однако Фиорованти не пренебрегает упомянуть о том, что в то время еще в очень больших количествах производили стальные зеркала. Он приводит также «рецепты» различных сплавов: например, он пишет, что на один фунт сплава чистой меди и бронзы надо добавить одну унцию кристаллического мышьяка, половину унции сурьмы и половину унции серебра, а также такое же количество высушенного и прокаленного винного осадка; все составные части надо хорошо перемешать и оставить в расплавленном виде остывать не менее, чем на четыре часа. Как пишет далее прославленный алхимик, эти простые и естественные действия кажутся чудодейственными, настолько они дают поразительный результат.
Итак, Венеция обладала монополией на производство особого стекла, и она ревниво охраняла эту монополию, хотя и не могла во всех без исключения случаях воспрепятствовать переезду некоторых мастеров или рабочих в соседние страны, лежащие к северу от ее границ. Венеция поставляла зеркала на экспорт не только в Европу, но и на Восток. Так, известно, что во дворце в Исфахане имелся зал, украшенный зеркалами, а в Лахоре стены покоев местного правителя были покрыты чистым золотом и увешаны прекрасными венецианскими зеркалами по всему периметру всех апартаментов на уровне человеческого роста>23. И однако это чудесное мастерство и мощное производство из-за отсутствия новых идей и открытий, из-за отсутствия новшеств в технологии вскоре пришло в состояние застоя и подверглось ощутимым ударам со стороны опасных соперников, вознамерившихся штурмовать эту твердыню. Да, разумеется, Венеция производила самые чистые, самые прозрачные зеркала в мире, которые она оправляла в прекрасные драгоценные рамы и украшала столь высоко ценившимися гранеными краями, обработанными виртуозами-мастерами при помощи особых металлических резцов в форме винтов; но, несмотря на несравненную красоту этой огранки зеркал, из-за которой оптические эффекты многократно увеличивались, венецианские мастера в течение длительного времени не могли добиться увеличения размеров зеркал, и даже в XVIII в. они не превосходили 40 дюймов (приблизительно 1 м 20 см), так как техника выдувки стекла не позволяла выдувать цилиндрические пузыри больших размеров, а соответственно и получать плоское стекло с большей поверхностью>24. По многочисленным свидетельствам, производство зеркал в Италии потерпело крах к 1685 г., не выдержав конкуренции с творениями мастеров Франции и Богемии.
Цитата из Михаила Кузмина, вынесенная в заголовок, на первый взгляд совершенно неприложима к советской интимной культуре. Она как раз требовала чего-то большего, чем любовь, редуцируя само чувство к величине бесконечно малой. Соцреализм в классическом варианте свел любовный сюжет к минималистской схеме. Любовному сюжету в романе или фильме отводилась по преимуществу роль аккомпанирующая, а его типология разнообразием не отличалась.Томление страсти, иррациональность, эротика, все атрибуты «чувства нежного» практически отсутствовали в его советском варианте, так что зарубежные наблюдатели зачастую отказывались считать эту странную страсть любовью.
Фелипе Фернандес-Арместо — известный современный историк, преподаватель Университета Миннесоты, лауреат нескольких профессиональных премий и автор международных бестселлеров, среди которых особое место занимает фундаментальный труд «Цивилизации».Что такое цивилизация?Чем отличается «цивилизационный» подход к истории от «формационного»?И почему общества, не пытавшиеся изменить окружающий мир, а, напротив, подстраивавшиеся под его требования исключены официальной наукой из списка высокоразвитых цивилизаций?Кочевники африканских пустынь и островитяне Полинезии.Эскимосы и иннуиты Заполярья, индейцы Северной Америки и австралийские аборигены.Веками их считали в лучшем случае «благородными дикарями», а в худшем — полулюдьми, варварами, находящимися на самой низкой ступени развития.Но так ли это в реальности?Фелипе Фернандес-Арместо предлагает в своей потрясающей, вызвавшей множество споров и дискуссий книге совершенно новый и неожиданный взгляд на историю «низкоразвитых» обществ, стоящих, по его мнению, много выше обществ высокоразвитых.
Дворец рассматривается как топос культурного пространства, место локализации политической власти и в этом качестве – как художественная репрезентация сущности политического в культуре. Предложена историческая типология дворцов, в основу которой положен тип легитимации власти, составляющий область непосредственного смыслового контекста художественных форм. Это первый опыт исследования феномена дворца в его историко-культурной целостности. Книга адресована в первую очередь специалистам – культурологам, искусствоведам, историкам архитектуры, студентам художественных вузов, музейным работникам, поскольку предполагает, что читатель знаком с проблемой исторической типологии культуры, с основными этапами истории архитектуры, основными стилистическими характеристиками памятников, с формами научной рефлексии по их поводу.
В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.
Источник: "Памятники средневековой латинской литературы X–XII веков", издательство "Наука", Москва, 1972.
Доклад, прочитанный 6 сентября 1999 года в рамках XX Международного конгресса “Семья” (Москва).