История яда - [2]

Из своего укрытия змея заметила молодую обезьяну, неосторожно отделившуюся от галдящей, сумасбродной стаи взбирающихся на деревья и перескакивающих с ветки на ветку приматов. Отставшая мартышка была слишком увлечена собой и не заметила грозной рептилии. Но сама змея очень быстро ее выследила; природа наградила ползучего гада инфракрасным локатором, расположенным между глазами и предупреждающим о приближении теплокровного животного.

Бушмейстер стал подползать к своей жертве: по спине у него пробегали едва заметные волны. Приблизившись на расстояние, достаточное для броска, змея попыталась встретиться глазами с обезьяной, еще и не подозревающей о грозящей опасности. Медленно поднялась голова, вытянулась шея, и в мгновенье ока хищница вцепилась в тело жертвы. В раскрытой пасти блеснули большие изогнутые зубы; переднечелюстная мышца сжала ядовитую железу. Змея впрыснула в плечо мартышке, у самой шеи, добрый кубический сантиметр отравы. Это намного превышает смертельную дозу. Но, благоразумная от природы, рептилия слегка отпрянула назад, чтобы жертва не причинила ей вреда, прежде чем яд окажет действие. А смертоносная жидкость тем временем проникла из капилляров в вены, поднялась к сердцу, а оттуда, по артериям, растеклась по телу — по всем его органам и конечностям.

Как только губительные молекулы достигли цели, зверька охватило оцепенение, и он больше не мог сдвинуться с места. Следующим номером программы была блокировка нервов и сокращение мышц. Организм обезьяны лихорадочно вырабатывал ацетилхолин, жизненно необходимое вещество, посредством которого передаются нервные импульсы. Зверьку нужно было во что бы то ни стало вырваться из ловушки, подстроенной змеей, но молекулы ацетилхолина вскоре остановились в мембранном рецепторе — участке, непосредственно примыкающем к нервной ткани. И тогда деполяризующая волна, пробежавшая по всему нерву, докатилась до двигательных мышц мартышки и сократила их. К несчастью, один из компонентов змеиного яда так сильно напоминает вещество, обычно вырабатывающееся при нейротрансмиссии, что легко может заменить ацетилхолин, сосредоточившись в нервном рецепторе. Сигналы, поступающие из ЦНС, достигают цели, но организм им больше не повинуется, и передача нервного импульса на мышцу полностью блокируется.

Дыхательные мышцы, по той же причине, постепенно парализуются. Обезьяна, впавшая в оцепенение и утратившая способность дышать, уже почти не чувствует, как змея еще раз, для верности, кусает ее и плотно обвивает ее тело. Ползучий гад сжимает бесчувственную добычу в своих холодных объятиях. Раздается зловещий хруст костей. И только после того, как несчастная мартышка превратится в рыхлую, инертную, бесформенную массу, хищница начинает заглатывать ее.

Описанная сцена менее всего походит на кошмарный сон и представляет собой всего лишь обычный эпизод из жизни ядовитого животного в ее наиболее совершенном проявлении.

Механизм отравления сформировался уже в те времена, когда жизнь делала на Земле первые шаги. Он заявил о себе с самыми ранними проблесками автономной жизни, представленной одноклеточными организмами — бактериями и простейшими. Эти существа могли уже вырабатывать из довольно однообразного биологического сырья высокотоксичную субстанцию, изначально являвшуюся обыкновенным желудочным соком. Указанные продукты секреции часто играли двоякую роль: с одной стороны, способствовали пищеварению, а с другой — служили ядом, пассивным или активным в зависимости от того, предпочитал ли микроорганизм защиту или нападение. Отрава способствовала возникновению новых видов животных и регуляции естественного отбора. У живых существ «ядовитая функция» проявляется в разной степени. К примеру, среди довольно примитивных членистоногих имеется большое количество щитковых насекомых, пользующихся ядом в эффектной, зрелищной манере; вспомните скорпионов и пауков. В процессе долгого и сложного развития механизм отравления проявился во всем блеске у некоторых пресмыкающихся и почти совсем вышел из употребления с возникновением более совершенных форм жизни. Среди птиц нет ни одной ядовитой, то же самое можно сказать и о млекопитающих; исключение составляет один лишь еж, да и у того ядовита только кровь.

Жизнь на Земле принимала все более усложненные формы, но одноклеточные существа и не думали вымирать. Они развили паразитическую функцию, позволявшую им временно или постоянно поселяться в теле высших животных. Эти «нахлебники» чаще всего живут за счет своих хозяев, изливая яд прямо в их организм или отравляя его в процессе осморегуляции. Подобные примитивные существа могут развиваться только в строго определенной среде, а вне ее погибают. Но по мере того как паразитирующий организм совершенствуется и его независимость возрастает, хищник и жертва приобретают почти одинаковые размеры, и описанный метод уже не срабатывает. Так, например, амебам, передвигающимся очень медленно, приходится подстраиваться к добыче такого же размера, как и они сами, но зато более проворной. Эту фору в скорости охотница устраняет при помощи яда. Амебы ведут себя как настоящие хищники: у них есть крошечные ядовитые щупальца, т. н. ложноножки, которые животные выпускают навстречу добыче. Эти микроскопические волоконца на самом деле являются временными удлинениями клеточной протоплазмы — «живого желе», из которого состоит одноклеточный организм.