История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5 - [146]

Тогда всякое сохранение казны его императорского величества через сие ваше содействие я сочту за приятнейший мне подарок со стороны вашего превосходительства, а между тем, относя сие также к истинному усердию вашему споспешествовать пользам службы, вменю за особенный для себя долг довести о том до высочайшего сведения»[535].

Вступив, 22 сентября 1811 года, в командование войсками и в управление краем среди военных действий с персиянами и турками, маркиз Паулуччи должен был прежде всего обратить внимание на обеспечение края от внешних врагов. Персияне готовы были вторгнуться в наши пределы и вели переговоры с дагестанскими вольными обществами, в особенности с Сурхай-ханом Казикумухским и Ших-Али, бывшим ханом Кубинским.

Неудачи, испытанные последним в борьбе с Тормасовым, не уменьшили надежды на возможность возвращения ханства, и Ших-Али, полагаясь на обещания и скорую помощь персиян, разослал своих посланных в горы с приглашением печь хлеб и готовиться к походу после Байрама. Многие владельцы откликнулись на приглашение, и вскоре получены были сведения, что в Аварии, Дженгутае, Акуше, Табасарани и во владениях уцмия Каракайдагского собираются войска с каждых двух домов по одному человеку.

«Сегодня, в субботу, 20 ряби-ус-сани, – писал Джафар-Кули-хан Шекинский маркизу Паулуччи, – прибыл из Тавриза караван. Находящиеся в Тавризе мои приверженцы и нукеры единогласно сообщают мне, что шах-заде (Аббас-Мирза) предполагает 17-го числа сего месяца выступить из Тавриза. Англичане советовали шах-заде не брать с собой пехоты в бой, оставив ее вдали, а только пушки, назначив при каждой 200 человек конницы; артиллерийские лошади выбраны самые превосходные, в том соображении, что если со стороны (русских) солдат будет натиск, то взять пушки на лошадей и их увезти. Еще послан в Решт один сведущий корабельный мастер из англичан, чтобы там устроить судно, дабы вредить судам, следующим из Астрахани в Баку. Бог знает, удастся ли им устроить судно или нет».

Независимо от этого письма до маркиза Паулуччи дошли слухи, что посланный Ших-Али-ханом к Аббас-Мирзе привез ему 4000 червонцев и известие, что шах-заде (наследник) прибыл уже на Муганскую степь и отправил приказание Мустафа-хану Ширванскому прибыть туда же со своими войсками.

Как только маркиз Паулуччи узнал об этом, он приказал генерал-майору Хатунцеву, под предлогом осмотра батальонов, отправиться в Ширвань, послать лазутчиков узнать, действительно ли персияне находятся на Муганской степи, и справиться о поведении Мустафа-хана Ширванского, поступки которого заставляли подозревать измену и сношения с персиянами. Если сведения о прибытии персиян верны, то Хатунцеву приказано собрать войска, находившиеся в Ширвани, и атаковать персиян; в противном же случае двинуться против скопищ Ших-Али, взяв с собой из Ширвани только один батальон Херсонского гренадерского полка и казачий Попова 16-го полк[536].

Из объяснений с ширванским ханом и с начальниками наших отрядов генерал-майор Хатунцев убедился, что Мустафа не имеет сношений с персиянами, но обнаруживает недоверчивость к русскому правительству, недоверчивость, проистекающую исключительно от подозрительного характера хана. Успокоив Мустафу и узнав, что персияне хотя и были действительно собраны на Муганской степи, но в конце октября распущены по домам, Хатунцев двинулся в Кубу, на соединение с отрядом генерал-майора Гурьева, действовавшего уже против скопищ Ших-Али.

Получив в начале ноября сведение, что партия лезгин, числом до 6000 человек, собралась в Табасаранском ущелье, генерал-майор Гурьев двинулся против неприятеля, но на дороге узнал, что лезгины перешли к Самуру с целью вторгнуться в Кубинскую провинцию. Вернувшись обратно и пройдя в двое суток девяносто верст по горам и труднодоступной местности, наш отряд, в 3 часа ночи, 5 ноября, прибыл к р. Самуру и остановился в Зиахур. Утром 6 ноября оказалось, что все прилегающие горы усеяны лезгинами, но, несмотря на весьма крепкую позицию, занятую неприятелем, и большую численность его, генерал-майор Гурьев решился атаковать горцев. Имея в своем распоряжении 1348 человек Севастопольского полка, нескольких казаков и татарской конницы, Гурьев вызвал в авангард стрелков и двинулся вперед. За стрелками шли две гренадерские роты с двумя орудиями, далее две мушкетерские роты с одним орудием, обоз и арьергард; казаки же и татарская конница оставлены были сзади по причине гористой местности, покрытой густым лесом и неудобной для действия кавалерии[537].

Едва наши войска стали входить в ущелья гор, покрытых густым лесом, как лезгины со всех сторон насели на отряд. Неудобный строй, в который генерал-майор Гурьев поставил свой отряд, был причиной того, что нижние чины должны были драться в одиночку без поддержки друг друга.

По неприступности гор артиллерия не могла принять участия в деле, и хотя в течение шести часов, до захождения солнца, кипел самый ожесточенный бой, но он окончился отступлением нашего отряда, потерявшего более 300 человек убитыми и ранеными. Неудача эта так подействовала на Гурьева, что в течение почти двух недель он не принимал никаких действий и считал свое положение безысходным. Видя бездеятельность наших войск и ободренные первым успехом, лезгины ворвались в наши пределы, и скопище Ших-Али стало постепенно возрастать. К нему пришли на помощь Аслан-хан Дженгутайский и люди аварского хана, считавшегося в нашей службе в чине генерал-майора. Громадная толпа горцев, предводительствуемая самим Ших-Али, подходила к Кубе все ближе и ближе, когда на помощь Гурьеву явился генерал-майор Хатунцев со своим отрядом.