История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - [23]

«Сам-то я не поеду и из ближних своих чиновников тоже никого не отправлю, – говорил паша одному из наших чиновников[119], – а пошлю кого-нибудь из посторонних. Если Россия или Грузия вступятся за Имеретию, то, не принимая участия, буду смотреть на это дело как человек посторонний».

Не смея ослушаться повелений Порты, Аджи-Али-паша отправил в Поти несколько судов с провиантом и приготовлял войска для отправки туда же.

Получив сведения о намерении князя Абашидзе вторгнуться в Имеретию с турецкими войсками, царь Давид стал готовиться к обороне. Он собирал войска и, чтобы защита отечества была успешнее, прибег к хитрости. Царь составил подложное письмо, будто бы присланное ему генералом Потемкиным, и прочел его в собрании вельмож и народа. Выслушав письмо, в котором обещалась помощь России в случае, если имеретинцы будут действовать единодушно против общих врагов, все собравшиеся поклялись защищаться до последней капли крови и постановили немедленно отправить посольство в Россию[120].

В состав посольства были назначены католикос Максим, сардар и салт-ухуцес князь Зураб Церетели, первый мдиван-бег князь Давид Квенихидзе и князь Бессарион Габанов. В конце августа послы выехали в Петербург, куда и прибыли в день Рождества Христова, 25 декабря.

На третий день после приезда посольство было принято князем Потемкиным, величественный вид и веселое лицо которого, по выражению католикоса Максима[121], «обещали нам покровительство». Светлейший обнадежил их милостью императрицы, которая пожаловала посланным 8000 рублей[122] и 29 декабря удостоила их аудиенцией. Послы были в восторге от привета великой монархини, ее обнадеживаний и, наконец, от самой церемонии их представления императрице.

Пожаловав царю орден Св. апостола Андрея Первозванного и богатые подарки как ему, так и его супруге, императрица писала Давиду[123]:

«Чувства усердия и преданности вашей и всего подвластного вам народа к нам и империи нашей, изъясненные в письме вашем, с посланниками вашими нами полученном, мы приемлем с отличным благоволением.

Отпуская сих посланников ваших, коих усердие к нам и ревность к добру отечества их хвалы достойны, возобновляем вашей светлости наши уверения, что мы, сохраняя вас и всех зависящих от вас в нашей императорской милости и покровительстве, не престанем пещися о благе имеретинских народов.

Подтверждаем желание наше, чтобы ваша светлость, по примеру достославного предместника вашего блаженного Соломона, в случавшихся делах и надобностях откровенным образом относилися к нашему генерал-фельдмаршалу князю Григорию Александровичу Потемкину, которому главное начальство и управление пограничных военных наших сил и дел в том крае от нас вверено, и добрые его советы принимали и исполняли»[124].

В то время когда в Петербурге для посольства праздник следовал за праздником, в Имеретин происходили другого рода события: там вторгшиеся турки грабили и разоряли страну.

В середине сентября князь Кайхосро Абашидзе действительно приехал в Батум, куда вместе с ним прибыла и часть турецких войск, другая часть высадилась в Поти. Новый претендент на имеретинский престол рассылал всюду письма, приглашая имеретин принять его сторону. Князь Абашидзе сначала предлагал Гуриелю и Дадиану союз и дружбу, а не сумев склонить их на свою сторону, стал требовать аманатов[125].

Не нарушая договоров и мирных постановлений с Портой, наше правительство могло оказать Имеретин только косвенную помощь и содействие против замыслов турок. Генерал-поручик Потемкин отправил царю Давиду некоторую сумму на военные нужды, для привлечения Дадиана Мингрельского, и под видом засвидетельствования сестры его царицы Дарьи об усердии Дадиана к России Екатерина II пожаловала ему орден Св. Александра Невского с жемчужной звездой, штуку лент и десять звезд без украшений. При этом правителю Мингрелии было сообщено, что если он сохранит расположение к России и останется верным ей, то может рассчитывать и на большие милости.

Вместе с тем императрица поручила своему посланнику в Константинополе Булгакову настоять, чтобы Порта оставила всякие покушения на Имеретию и Грузию. Булгаков был уполномочен заявить турецкому правительству, что Россия, вступаясь за единоверные ей народы и избавляя их от угнетений, делала это, чтобы они навсегда были обеспечены полной безопасностью и имели собственное правление и что русское правительство не может смотреть равнодушно на новые бедствия, «им приуготовляемые». Желая сохранить дружбу и доброе согласие с Портой Оттоманской, русское правительство будет крайне сожалеть, если эта держава подаст повод к новым распрям своими действиями, способствующими угнетению народа, единоверного России. Оставляя имеретинский народ в его нынешнем состоянии под управлением нынешнего царя, избранного народной волей и по указанию покойного Соломона, Порта сохранит тишину в том крае и докажет свое миролюбие, тогда как, напротив, всякое покушение против Грузии и Имеретин петербургский двор не может принять иначе как за неприязненное действие против России.

После перехода Грузии под покровительство России пограничные с ней турецкие паши, стараясь вредить царю Ираклию, рассылали к лезгинам возмутительные письма «с выражениями непристойными» для России, а потому, чтобы «министерство турецкое отнюдь не думало, что может оно мало-помалу производить в действие вредные нам их намерения», императрица поручила Булгакову спросить Порту, по ее ли повелению рассылаются возмутительные воззвания или по своеволию пашей? В первом случае дать ей почувствовать, что дальнейшая рассылка подобных воззваний может привести к неприятным последствиям, а во втором, то есть если турецкое правительство возложит всю вину на пашей, требовать строгого взыскания для них, как подающих повод к нарушению мира и согласия между двумя союзными державами