История воина - [34]

Самый прекрасный момент, часто говорил мой брат, когда путешествие начинается. Потом следует скучный период дорожных размышлений, после этого остается только отмечать ежедневные происшествия. Моего брата стоит слушать в подобного рода вещах, так как он был первым человеком, дошедшим до Далеких Королевств. Хотя теперь у меня были хорошие шансы превзойти его.

В тот день в каюте Холлы Ий мои приключения начались на самом деле. В то мгновение я точно знала, что до окончания этого путешествия я увижу все эти места на карте своими глазами. Я перевела глаза на край карты, туда, где еще никто не бывал. И я подумала, что могу увидеть и эти места. Я не испугалась этой мысли, писец. И так как я обещала говорить только правду, должна признаться, что некоторое время я не помнила ни об архонте, ни об угрозе, которую он представлял. Я была полна каким-то приятным томлением. Я хотела узнать, я должна была узнать ответ на загадку, поставленную картой: что лежит вне ее пределов?

Впервые в жизни я поняла, какое счастье и какое проклятие быть путешественником, как Янош Серый Плащ и, увы, мой брат, хотя он себя таковым не считал.

Смущенная открытием в себе таких новых желаний, которые я и не предполагала в себе обнаружить, я взглянула на Гэмелена. Казалось, какая-то тень упала между нами. Эту тень я уже где-то видела, и с запахом, который вдруг ударил мне в нос, я когда-то уже встречалась. Мне показалось, что я слышу женский шепот. Я сильно тряхнула головой, тень исчезла, и ко мне вернулось нормальное зрение. Я увидела Холлу Ий и Фокаса, поглощенных планом. Но старый колдун не отрываясь смотрел на меня.

– У тебя было видение? – спросил Гэмелен. Я покачала головой, отвечая отрицательно. Но запах сандалового дерева, стоявший в комнате, указывал на то, что это была неправда.

Мы следовали за архонтом, постоянно сверяясь с показаниями волшебного компаса. Когда стрелка отклонялась, мы тут же меняли курс. Когда она возвращалась в прежнее положение, мы делали то же самое. Мы не знали, были ли эти изменения связаны с тем, что наш враг чувствовал, что мы догоняем его, или же это были просто беспричинные изменения курса. Но никто не сомневался, что погоня была настоящей. Архонт был впереди – это мы точно знали; в нескольких милях или в нескольких днях пути.

К сожалению, восторг от погони становился все меньше с каждым днем, и постепенно мы вошли в обычный ритм морской жизни.

Время шло, и я начала понимать, что эти корабли станут нашим полем битвы, а я о них знала так же мало, как о битвах на льду. Я решила стать специалистом в области мореходства. В любой момент, если будет угодно Тедейту, корабли архонта могли появиться перед нами. Самым скучающим человеком на судне был некий помощник капитана – ранг, как я вскоре поняла, аналогичный сухопутному квартирмейстеру. Отличием было только то, что квартирмейстер, кроме болтовни о веревках и чайниках, может заняться еще твоим размещением на постой, этот же молодец занимался только рассуждением обо всем – от канатов до абордажных сабель, – кроме соленого океана вокруг нас.

Для тех, кто хотел бы узнать побольше о мире, в котором мы теперь находились и в котором нам предстояло провести еще неопределенно долгое время, а некоторым из нас и остаток жизни, сообщаю некоторые детали.

Наши галеры были известны под названием «длинные гонцы» и предназначались, как гордо сообщил мне помощник капитана, для самых различных целей – от подъема вверх по рекам до захвата и разграбления торговых судов, набегов на морские порты или совершения долгих морских рейдов в далекие страны. Даже при проходе по мелководью, рассказывал он нам, хотя мы и сами это заметили, эти корабли качает, при любом ветре и любом море. На самом деле их качает даже когда они стоят в доке, поэтому у хорошего галерщика должен быть очень крепкий желудок. Со стороны приступы морской болезни выглядят чрезвычайно смешно, пока это не случится с тобой самим. Корайс поинтересовалась, остаются ли ощущения столь же сильными, если их испытывать через каждые двадцать восемь дней. Но я не ответила на шутку своего легата.

Каждая галера была около ста футов в длину и двадцати футов в ширину. Осадка судна была не более трех футов, что помощник капитана называл плавучестью. На каждом корабле было по три офицера: капитан, штурман и надсмотрщик за гребцами. Ниже их стояли помощники, которые являлись чем-то вроде наших сержантов. «Помощниками» называли также корабельных мастеровых – плотников, столяров и других. Команда гребцов составляла пятьдесят человек, которые в некоторых случаях брали по два весла, и тогда эффект их работы удваивался. Было еще пятнадцать хорошо обученных матросов, которые считали себя элитой и не притронулись бы к веслу, даже если бы корабль несло на скалы. Кроме того, корабль мог принять почти любое количество солдат для перевоза во время войны, но в мирное время, под которым Холла Ий подразумевал пиратство, только около двадцати пяти моряков – солдат с некоторыми мореходными навыками – принимали участие в плавании в качестве ударной силы.

Каждая галера имела главную палубу, которая была открытой, и нижнюю – для сна и укрытия в плохую погоду. Погода должна была быть очень бурной, чтобы захотелось туда спуститься, так как эта палуба была очень тесной и темной. При росте больше пяти футов там можно было двигаться только в полусогнутом состоянии, иначе был очень хороший шанс удариться обо что-нибудь головой. Мы спали в гамаках, которые приносили вниз каждый день и складывали там. Ночью мы вешали их в самых разных местах, где было больше места. Верхнюю палубу можно было затемнить в жаркую погоду парусиновым тентом, и самым приятным было лениво развалиться под этой яркой полосатой материей на легком ветерке, и требовались большие усилия, чтобы встать на ноги и снова приняться за выполнение упражнений с мечом или копьем.