История военного искусства - [28]

 Но так как посадка лошадей на корабли требует очень много времени, то кажется маловероятным, чтобы персы успели справиться с этой задачей до того, как афиняне добрались до флота. Поэтому может явиться такая мысль: персы, сознавая, что при выбранной афинянами позиции они не смогут применить свою конницу, оставили ее при кораблях или даже, на случай неблагоприятного исхода сражения, заранее водворили лошадей на суда. Но этому противоречит тот факт, что персидским полководцам все же не казалась безнадежной попытка выбить афинское войско из его позиции; они, несомненно, рассчитывали на то, что их грозные всадники, даже оставаясь на равнине позади лучников, все же окажут известное моральное впечатление на неприятеля, а своим будут служить опорой. Ошеломляющая, сокрушительная сила афинского натиска опрокинула этот расчет и повернула дело таким образом, что всадники фактически не сыграли в сражении никакой роли. Тот факт, что афиняне не захватили в добычу лошадей, все же поддается объяснению. Пока им снова удалось установить порядок, чтобы напасть на флот, могло пройти несколько часов, и персы могли попросту сбросить в воду тех лошадей, которых не имели возможности захватить с собою.

 3. Павсаний (I, XXXII, 3) сообщает, что при Марафоне находятся также могильные холмы платеян и рабов. "Тогда впервые сражались и рабы".

 Этому сообщению не следует особенно доверять. Тем не менее возможно, что гоплиты в некоторых случаях брали с собою спутниками в поход не сограждан, а верных и ловких рабов; возможно, что многие из этих рабов вместе с другими легковооруженными занимали посты в горах и здесь погибли от персидских стрел.

 4. Очень существенным для восстановления картины сражения является длительный промежуток времени, протекший между сражением во Франской долине и боем у кораблей, ибо только этой передышкой можно объяснить спасение бегством остатка персов и большей части их флота. Мне, пожалуй, возразят, что собрать фалангу, установить в ней порядок и сделать с нею переход в 3 км можно в самое короткое время. Можно, не спорю, но не так-то легко это осуществить. Когда решился исход сражения, когда персы в панике бежали к берегу и наступила первая передышка после боя, общее настроение афинян было примерно такое, каким описывает Фридрих настроение своих солдат, когда он после победы при Сооре попытался впервые организовать непосредственное преследование. "Моя кавалерия, - рассказывал он впоследствии ландграфу Карлу Гессенскому, - остановилась неподалеку от неприятельского арьергарда; я поспешил туда и скомандовал: "Марш, вперед на врага!". Меня встретило громовое "виват, виктория" и несмолкаемое "ура". Я продолжал кричать: "Марш!", но никто не двигался с места. Я злился, дрался, ругался, - а я, смею вас уверить, здорово умею ругаться, когда разозлюсь, - но я не мог ни на шаг сдвинуть с места эту кавалерию. Восторг победы опьянил их, и они меня не слышали".

 Также и Мильтиаду пришлось основательно помучиться, прежде чем он заставил афинских граждан, увлеченных отчасти заботой о своих убитых и раненых, отчасти о захвате добычи после павших персов или просто предававшихся ликованию, снова стать в шеренги; не будь у них надежды захватить еще добычу у кораблей, дело, пожалуй, вовсе не дошло бы до второго боя; во всяком случае, вполне естественно, что между обоими боями протекло довольно много времени.

 5. Новую гипотезу Марафонского сражения опубликовал недавно В. Шиллинг (W. Schilling, Philologus, Bd. 54, S. 253, 1895). Шиллинг исходит из традиционного представления об огромном численном превосходстве персов. Тем не менее персы не осмелились напасть на афинян, но все же превосходство сил дало им возможность вновь погрузиться на корабли, причем целый отряд, все еще вдвое превосходивший численностью греков (а именно 20 000 чел., но без всадников), был оставлен посреди равнины, чтобы прикрыть их посадку; на этот-то заслон и напали афиняне в том месте, где был впоследствии сооружен Сорос; они победили, и 6 400 персов легли на поле сражения.

 Если это толкование верно, то совершенно непостижимо, почему персы оставили свое прикрытие на равнине без конницы. Если есть налицо конница, то ее ставят там, где она может быть применена, и нигде она не могла бы оказать персам больше пользы, чем именно там.

 Единственным объективно допустимым выводом является обратное положение: так как источники ясно сообщают нам, что персы избрали для высадки Марафонскую равнину именно ради конницы, - и это сведение представляется вполне правдоподобным с точки зрения обычной персидской тактики, - то наличие конной части должно быть одной из основных предпосылок для восстановления картины сражения. Но коль скоро у персов были всадники, сражение никак не могло произойти на равнине, ибо тогда афинская фаланга едва ли могла его выиграть, и затем хоть где-нибудь было бы упомянуто о конном бое. Следовательно, сражение разыгралось на недоступном для конницы месте.

 Не в меньшей мере подрывает гипотезу Шиллинга еще и другая несообразность: совершенно непонятно, зачем персы снова погрузили на корабли часть своего войска. Если они у Сороса поставили прикрытие, то ничего не было проще, как двинуть войско (то, которое, по Шиллингу, уплывало на кораблях) по большой дороге через Месогею на Афины. Тогда афиняне вынуждены были бы немедленно оставить свою фланговую позицию во Франской долине.