История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы - [261]

Если рассмотреть мой выбор еще с одной точки зрения, то он, как и любой другой, является условностью, которая применяется в основном для удобства. При концентрации внимания на иных аспектах перехода – на создании экономики рыночного типа как на практике, так и в сознании людей, на формировании менталитета, соответствующего правовому, демократическому, многопартийному государству, на интеграции в Европу и т. д. – мы, естественно, выявим иные временные рубежи и ориентиры, многие из которых еще скрыты от нас пеленой времени, а их анализ и оценка – дело будущего. Весьма сомнительно, что мы уже сегодня обладаем достаточной временной дистанцией, необходимой для анализа последних этапов правления Кадара методами историографии. И совершенно ясно, что мы вообще /614/ еще не дистанцированы от событий, порожденных 1989 г. В настоящем эпилоге отнюдь не преследуется цель дать оценку основным событиям новейшей истории или же тем тенденциям, которые проявились в процессе экспериментального перехода общества от коллективизма и однопартийной диктатуры к рыночной экономике и политическому плюрализму. Это была бы неслыханная, невообразимая дерзость. Тем не менее, считаю своим долгом дать краткий фактографический перечень этих событий и тенденций.

В течение всего последнего десятилетия наблюдались очень активные, подчас весьма поразительные процессы, происходившие как внутри отдельных партий, так и между ними, обусловливаемые в основном борьбой за власть в структурах новой демократии. Темы, вызывавшие иногда ожесточенные споры среди политиков, не всегда выражали интересы и настроения народа. Должен был пройти определенный промежуток времени, чтобы многие представители новой политической элиты осознали бы свое место и свою роль в новых процессах. Поскольку необычно много политиков этого периода были интеллектуалами, втянутыми в общественную деятельность из сферы гуманитарных наук, они не сразу осознали, что отнюдь не все население разделяет их страсть к идеологии. Как только им удалось продемонстрировать свою приверженность свободе и патриотизму, попиравшуюся при Кадаре, народ стал больше интересоваться улучшением реальных условий жизни, которые при старом режиме одно время были вполне приличными. Интерес этот носил весьма острый характер, поскольку многие граждане также не сразу осознали, что перестройка едва ли быстро улучшит их жизнь и что, скорее всего, сначала жить станет даже труднее. Демонтаж патерналистского государства не мог проходить безболезненно, равно как и формирование постоянно конкурирующей социально-экономической модели. Многие испытывали горечь разочарования, с ностальгией вспоминая прошлое. В 1995 г. более половины населения считало, что предыдущая система была «лучше» нынешней.

У них действительно имелись основания в это верить. В начале 1990-х гг. Венгрия, имея долг в 20 млрд. долл., доставшийся ей от коммунистического прошлого (сумма которого продолжала расти, достигнув к 1995 г. 33 млрд. долл.), и переживая огромные трудности перевода экономики страны на новые рельсы, оказалась в глубоком экономическом кризисе. По своим показателям этот кризис превзошел обвал времен Великой депрессии 1930-х гг., ВВП вернулся на уровень 1989 г. лишь десять лет спустя. Но это ни в коей мере не должно вызывать /615/ удивления: хотя среди политических сил и движений существовал приблизительный консенсус относительно ближайших задач системных перемен, эти задачи оказались очень сложными, и для их реализации предлагались различные альтернативные пути решений. Важнейшим вопросом, стоявшим на повестке дня, стала приватизация государственной собственности. Хотя в ряде случаев она приняла форму реприватизации или компенсации (возвращение ранее национализированной собственности в виде ваучеров тем, кто выступал с обоснованными притязаниями, – отдельным лицам или корпорациям, но, прежде всего, церкви), было ясно, что следовало отдать предпочтение процессу рыночной приватизации, как из соображений того, что это смягчит долговой кризис, так и потому, что этот процесс с наибольшей вероятностью породит «реальных» собственников. Хотя обстановка, в которой началась приватизация, не способствовала этому выбору: совокупная оценка стоимости государственной собственности за последние годы социализма в 20 раз превышала находившиеся у населения средства. В итоге процесс шел туго, особенно при консервативном правительстве 1990–94 гг., которое отдавало явное предпочтение отечественным инвесторам, чтобы способствовать возникновению нового класса венгерских предпринимателей. Ситуация заметно изменилась после 1994 г., когда новая коалиция социалистов и либералов открыла широкий доступ в страну иностранному капиталу.

В определенной степени обнадеживает то, что среди новых демократических стран Центральной Европы Венгрия привлекает наибольшие иностранные инвестиции на душу населения (преимущественно в промышленность, банковское дело, энергетику, оптовую торговлю и телекоммуникации), именно это в немалой степени способствовало увеличению доли частного сектора в экономике до более 80 %; что принятая в 1995 г. программа радикальной финансовой стабилизации (навязавшая стране режим строгой экономии и названная по имени министра финансов – «пакет Бокроша») позволила за короткое время серьезно улучшить макроэкономические показатели и снизить темп ежегодной инфляции с 35 % до чуть ниже 10 %. Имеются и определенные инфраструктурные улучшения. Например, покончено с нищетой и убожеством телекоммуникационных систем. Современные, оснащенные по последнему слову техники бензозаправочные станции, как грибы, выросли по всей стране, снабжая топливом быстро растущий (но и быстро стареющий) парк автомобилей. Компьютеризация рабочих мест идет бурными темпами как в государственном, так и в частном секторе, а принятая в 1996 г. национальная программа развития