История триумфов и ошибок первых лиц ФРГ - [32]

Аденауэр хорошо это знал, так же как и то, что Эрхард оказался важной тягловой силой для правительства и ХДС. Таков был Эрхард — уверенный в себе пропагандист социальной рыночной экономики.

Добрая фея одарила его звучным, глубоким голосом, приятным «франконским» говором и ораторским даром. «Когда я говорю свободно, я налаживаю контакт, когда я говорю естественно, я завладеваю вниманием людей и в большинстве случаев их одобрением», — так сам Эрхард оценивал себя в телевизионном интервью 1963 года. «Нет необходимости долго говорить. Они должны увидеть меня». Это было точно! Именно в этом состояла сила Эрхарда. О его восхитительных ораторских способностях писала еще Элизабет Нёлле-Нойман: «Кто-то сказал мне однажды, что слушал доклад Эрхарда в Канаде, среди канадцев, которые не знали немецкого языка, но все утверждали, что понимают его».

Облик Эрхарда и его способ произносить речь часто были более убедительны, чем собственно содержание речей. А в них Эрхард, как это и полагается профессорам, не стремился облегчить слушателям понимание. Его риторика была расплывчатой, туманной, подчас труднодоступной. «Свои речи он часто нашпиговывал экономическими терминами, словесными излишествами и статистическими данными, все это часто было выше уровня понимания публики», — сообщает его последний личный помощник Хорст Фридрих Вюнше, сегодня заведующий Фондом Людвига Эрхарда. Однако слушателям это нравилось, как и возвышенный стиль речь профессора. Эрхард извлекал выгоду из своей несокрушимой репутации, которой в те времена в Германии обладал человек, носящий профессорское звание.

Как «тягловая сила» ХДС он до сих пор оставался незаменимым в каждой предвыборной кампании. Эрхард наслаждался огромной популярностью, и это делало его в глазах Аденауэра еще опаснее. Потому что не только сам Эрхард, но и его собственная партия, ХДС, ее потенциальный партнер по коалиции и широкие массы общественности видели в министре экономики и вице-канцлере прямого наследника старого канцлера. Для своей задачи — стать преемником во дворце Шаумбург еще не уставшего от своей должности канцлера Аденауэра — Эрхард воспользовался поддержкой публицистов. В частности, Ганс-Хенинга Ценке, воинствующего журналиста Герда Хассенкампа, Курта Стевеса и Антониуса Йона из журнала «Вельт», Клауса Эммериха и Фритца Ульриха Фака из Франкфуртер Альгемайне», до некоторой степени к этому сообществу примкнул и Герт Бицериус, ответственный редактор «Цайт». По ассоциации с партизанскими войсками, сыгравшими свою роль в марте 1920 года во время путча Каппа, маленькую группу журналистов называли «бригадой Эрхарда».

Эрхард и не думал даже захватить власть силой, это противоречило его характеру. Он не хотел сталкивать Аденауэра с его кресла. В конце концов, Эрхард восхищался старым канцлером и уважал его, но такое отношение было односторонним — обратное не соответствовало ни в коем случае. Райнер Барцель, председатель фракции ХДС — ХСС с 1964 по 1973 год, рассказывает, что Аденауэр считал Эрхарда просто-напросто недееспособным. Неизвестно, было это неуважение или коварство, но вплоть до 1960-х годов Аденауэр не мог правильно произнести по буквам имя своего министра. В письмах, написанных от руки, он обращался к нему в стиле популярного комика: «Дорогой господин Эрхардт». В глубине души Эрхард знал об антипатии Аденауэра. Уже в 1950 году он с огорчением был вынужден признаться в одном из писем: «Аденауэру я не нравлюсь». Однако сначала Эрхард чего только не предпринимал, чтобы получить расположение и поддержку Аденауэра и стать официальным преемником первого канцлера. Ему это не удалось.

До самого конца Аденауэр сопротивлялся тому, чтобы Эрхард стал его преемником, всеми доступными ему средствами. «Старый лис» не останавливался перед интригами и кознями, подлостями и ударами ниже пояса. При этом он вообще-то не имел против Эрхарда ничего личного, но тем сильнее были его опасения по поводу будущего европейской политики в том случае, если канцлером станет Эрхард.

Дело было в том, что Эрхард, как сказали бы мы сегодня, «относился к Европе скептически». Он пытался предотвратить основание Европейского экономического сообщества (ЕЭС) вплоть до подписания договоров в Риме в марте 1957 года. Он жаловался на позицию Аденауэра, «которая считает хорошим все, на что можно нашить ярлычок с надписью “европейский”». «Экономические просчеты и грехи не станут добродетелями оттого, что их провозгласят европейскими», — предупреждал канцлера обеспокоенный министр экономики.

При этом Эрхард был кем угодно, но только не националистом. Он имел свою собственную экономическую картину мира, он мыслил в категориях, которые лучше всего описать понятием «глобализация». Эрхард хотел достичь устранения границ и создания свободного товарообмена на как можно более широкой географически территории. Так, он мечтал создать «Атлантическое сообщество» Северной Америки и всей свободной Европы. Европейское экономическое сообщество, которое должно было образоваться после подписания договоров между Германией, государствами Бенилюкса, Италией и Францией, было для него, напротив, слишком маленьким. Но мнению Эрхарда, это сообщество внутри было слишком политически управляемым, а снаружи — чересчур перфекционистским. Из-за этого он сравнивал сообщество с бронированным автомобилем, у которого чрезмерно мощные тормоза, но недостаточно мощный двигатель, поэтому автомобиль слишком часто останавливался. Вместо этого сообщества по идее Эрхарда стоило бы создать объединенную Западную Европу. С 1957 года во многих немецких газетах можно было увидеть целый рекламный разворот с портретом федерального министра экономики и его формулой объединения Европы: