История трех царей - [7]

И метали копья,

И ненавидели ближних,

И нападали на слабых и беззащитных,

И замышляли коварные убийства,

И пророчествовали, будучи тщеславны и горды,

И даже… Обращались к колдуньям…

Глава XVI

Ибо знает Господь путь праведных, а путь нечестивых погибнет

— Как наверняка узнать Божиего помазанника? — спросишь ты.

Нам не дано знать. Но помни: даже Саулы — часто ими бывают.

Всегда найдутся люди в любом обществе, которые тебе скажут: «Этот человек по роду царя Саула». В то время, как другие столь же уверенно заявят: «Нет, он Божий помазанник по роду Давида». И никто не знает на самом деле, какой ответ является истинным.

Помни: твой вождь может быть Давидом!

— Это невозможно!

— Разве? Большинство из нас знает, по крайней мере, двух людей, которые были в роду Давида и которых прокляли и распяли люди. Они были распяты людьми, уверенными, что те, кого они распинают, не Давиды.

И если тебе неизвестны два случая, то один ты знаешь наверняка.

Те из нас, которые идут дорогой Саула, нередко распинают среди нас Давидов.

— Но кто может знать, где — Давид, а где — Саул?

— Знает Бог. Но Он не скажет.

Будешь ли ты настолько уверен в том, что твой царь — Саул, а не Давид, что пожелаешь занять

место Бога и пойти войной против своего Саула? Если так, то позволь поблагодарить Бога и

поблагодари Его сам за то, что тебя не было во дни Голгофы.

Что же тогда ты можешь сделать? Очень мало. Возможно, ничего.

Однако время скажет о твоем вожде очень многое.

И то же течение времени, и то, как ты реагируешь на этого вождя, — будь он Давид или Саул, — раскроет очень многое о тебе.

Глава XVII

Вспоминаю дни древние

Через два поколения после этих событии некий молодой человек с чувством героя вступил в армию Израиля под предводительством нового царя. Вскоре до него стали доходить легенды о славных храбрецах Давида, и он твердо решил узнать, не остался ли кто-либо из них в живых, и если да, то непременно найти его, хотя, по подсчетам, такому человеку должно было бы быть более ста лет от роду.

И такой человек нашелся. Немедленно разузнав о нем наш герой поспешил к его жилищу. С волнением он постучал в дверь. Когда та медленно открылась, юноша увидел перед собой беловласого великана, лицо которого покрывало множество морщин.

— Не вы ли, господин, один из храбрецов Давида, из далекого прошлого, один из тех, о коих мы так много слышали?

Старик долго смотрел на молодого человека, на его одежду и воинские доспехи. Затем старческим, но твердым голосом, не отводя взгляда от лица юноши, он произнес:

— Если ты спрашиваешь, не я ли бывший вор и пещерный житель, последовавший за плаксивым беглецом, то да, это я. Я был одним из «храбрецов Давида».

И хотя в словах старика звучала непочтительная усмешка, при последней фразе он с достоинством выпрямился.

— Но… почему Великого Царя вы называете слабаком? Разве он не был величайшим из всех правителей?

— Он не был, конечно, слабаком, — ответил старик. Затем, поняв причину, по которой этот увлеченный юноша стоял у его двери, он добавил мудро и мягко: «Но и великим вождем он не был тоже».

— Что же тогда, господин? Ведь я пришел узнать про Великого Царя и про его… храбрецов. В чем же было тогда величие Давида?

— В тебе, я вижу, говорит честолюбие юности, — сказал старый воин. Очевидно, ты мечтаешь и сам однажды повести людей. Помолчав, он продолжил задумчиво. Да… я расскажу тебе о величии моего царя, но мой рассказ может удивить тебя.

Глаза старика наполнились слезами. Он вспоминал Давида, потом подумал о безрассудном молодом царе, только вступившем на престол, и начал:

— Я расскажу тебе о моем царе и его величии.

Мой царь никогда не угрожал мне, как это делает ваш. Ваш новый царь начал свое правление с законов, правил, предписаний и запугиваний. Самое яркое воспоминание, оставшиеся у меня о моем царе, от тех дней, когда мы жили в пещерах, это то, что его жизнь была покорностью. Да, он показывал мне покорность, но не власть. Он учил меня не немедленным действиям по правилам и законам, а искусству терпения. Именно это изменило мою жизнь. Законничество есть не что иное, как попытка начальствующего избежать страданий. «Правила были изобретены старейшинами, чтобы они могли пораньше ложиться спать». Люди, твердящие о власти, тем самым только доказывают, что у них ее нет. Цари же, произносящие речи о подчинении, выдают двойной страх в своих сердцах: они не уверены, являются ли они истинными вождями, посланными Богом, и что живут в смертельном страхе восстания.

Мой царь не говорил о подчинении ему. Он не боялся восстания, потому что его не волновало свержение с трона! Даже тогда, когда он его получил.

Давид научил меня проигрывать, а не побеждать. Давать, а не брать. Он показал мне, что наставнику, а не ученику, достаются неудобства. Он ограждал нас от страданий, а не раздавал их нам.

Он научил меня понимать, что власть уступает восстанию, особенно когда это восстание — лишь результат незрелости, а то и глупости.

Старик замолк, очевидно, вспоминая какие-то эпизоды из той жизни в пещерах, — может быть, трагические, а, может быть, и курьезные.

— Нет, — продолжил он, на сей раз очень серьезно, — власть от Бога не страшится тех, кто бросает ей вызов, не оправдывается, не защищает себя и ни капли не боится свержения.