История трех царей - [12]

— Нет, я просто прошу тебя остановить его.

— Если я остановлю его, останусь ли я Давидом? Чтобы это сделать, я должен быть или Саулом, или Авессаломом.

— Мой царь, прости, но я скажу тебе с любовью: иногда я думаю, что ты немного не в своем уме.

— Что ж, я вижу, почему, — усмехнулся Давид.

— Но, дорогой царь, Саул был плохим правителем. Авессало является в некоторой степени его юношеским повторением. И только ты постоянен. Ты навсегда — пастушок с сокрушенным сердцем. Скажи мне правду, что ты собираешься делать?

— До настоящего времени я колебался. Теперь я знаю точно: в юности я не был Авессаломом, а в старости — не стану Саулом. В юности, по твоим собственным словам, я был Давидом. И в старости попытаюсь им остаться. Даже если это мне будет стоить трона, царства и, возможно, головы.

Авесса некоторое время молчал. Затем медленно, пытаясь убедиться, правильно ли он понял смысл сказанного Давидом, произнес:

— Ты не был Авессаломом. Ты не хочешь стать Саулом… В таком случае, государь, если Вы не хотите силой подавлять Авессалома, то я предлагаю нам приготовиться к бегству, потому что он наверняка отнимет у Вас царство.

— Так же наверняка, как царь Саул убил пастушка, — ответил старый мудрый царь.

— Что? — спросил пораженный Авесса.

— Подумай, Авесса. Бог однажды избавил беззащитного пастушка от могучего безумного царя. Он может избавить и старого царя от честолюбивого молодого бунтаря.

— Ты недооцениваешь своего противника, — возразил Авесса.

— А ты недооцениваешь моего Бога, — спокойно ответил Давид.

— Но почему, Давид? Почему не сразиться?

— Я отвечу тебе. Если ты помнишь, — а ты там был, — я однажды дал тот же самый ответ Иоаву, в пещере, много лет назад. Пусть лучше я буду поражен и даже убит, чем научусь поступать как Саул или как Авессалом. Царство само по себе не настолько важно. Пусть он возьмет его, если такова воля Божия. И я повторяю: я не буду учиться ни у Саулов, ни у Авессаломов.

А теперь, будучи стариком, я добавлю кое-что, чего я тогда, возможно, не знал. Авесса, ни один человек не знает своего собственного сердца. Я тоже, конечно же, не знаю до конца своего. Знает только Бог. Так защищать ли мне свое маленькое царство именем Бога? Метать ли мне копья, плести ли интриги и замышлять ли расколы… и убивать души людей, если не их тела… для защиты моего царства? Я не поднял и пальца, чтобы стать царем. Не подниму и для того, чтобы остаться и чтобы сохранить свою власть. Даже царство народа Божиего! Бог поставил меня сюда. Я не должен брать или удерживать власть. Разве ты не понимаешь, что это, возможно, происходит по Его воле? Думается мне, что если Бог захочет, Он сможет защитить и сохранить царство даже сейчас. В конце концов, это Его царство.

Да, ни один человек не знает своего сердца. И я не знаю своего. Кто знает, что на самом деле в моем сердце? Может быть, в Божиих глазах я уже больше недостоин царствования. Возможно, Он отнимает царство у меня. Возможно, царствование Авессалома — Его воля. Я не знаю. Но если Его воля такова, я принимаю ее.

Любой, поднимающий руку на того, кого он считает Саулом, любой старый царь, поднимающий руку на того, кого он считает Авессаломом, на самом деле, может быть, поднимает руку на волю Бога.

Ни в том, ни в другом случае я не поднимал и не подниму руку! Не будет ли странно, если я буду пытаться сохранить свою власть, когда Бог желает моего падения?

— Но ведь ты знаешь, что Авессалом не должен быть царем! — отвечал Авесса упавшим голосом.

— Я знаю? Никто не знает. Только Бог знает, но Он не скажет. Я не сражался, чтобы стать царем, и не буду, чтобы остаться им. Пусть Бог, если это угодно Ему, забирает трон, царство и… — голос Давида дрогнул, — и Свое помазание с меня. Я ищу Его воли, а не власти от Него. Повторяю, я жажду Его воли более, чем власти.

— Государь! — раздался чей-то голос из-за спины.

— Да? А-а, посланник. Что у тебя?

— Авессалом. Он хочет видеть Вас Он хочет попросить разрешения сходить в Хеврон, принести жертву.

— Мой господин…, — сказал Авесса хрипло, — ведь ты знаешь, что это на самом деле означает?

— Знаю.

— И ты знаешь, что он сделает, если ты разрешишь ему пойти?

— Да.

— И ты разрешишь ему?

Давид обернулся к посланнику:

— Скажи Авессалому, я скоро буду…

Царь взглянул в последний раз на тихий город внизу, повернулся и направился к двери.

— Ты дашь ему разрешение пойти в Хеврон? — не унимался Авесса, следуя за Давидом.

— Да, дам, — сказал великий царь и вновь обратился к посланнику, — этот мрачный час для меня настал. Когда я поговорю с Авессаломом, все закончится. Завтра пусть придет ко мне один из пророков. А сейчас иди. Потом пусть придет ко мне Садок — первосвященник. Спроси его, не сможет ли он быть у меня здесь, после вечернего жертвоприношения…

На лице Авессы светилось восхищение:

— Благодарю тебя, добрый царь.

— За что? — спросил удивленно Давид, оборачиваясь уже в дверях.

— Не за то, что ты сделал, а за то, что ты не сделал! Я благодарю тебя за то, что ты не кидал копья, не восставал против царей. За то, что не разоблачал человека у власти, когда он был уязвим, за то, что не разделял царство, не нападал на молодых Авессаломов, которые очень похожи на молодых Давидов, но ими не являются, — он помолчал, — благодарю тебя за страдания, за готовность лишиться всего. За то, что ты положился на волю Бога в завершении и даже разрушении твоего царства, если это угодно Ему. Благодарю тебя за то, что ты — пример для нас всех. А больше всего, — он усмехнулся, — за то, что не обращаешься к колдуньям.