История свободы. Россия - [114]

Шрифт
Интервал

V

Еще одно последствие созданной Сталиным системы состоит в том, что основная часть тех пороков, которые так настойчиво приписывались марксистами капитализму, в чистом виде обнаруживаются только в самом Советском Союзе. Большинству читателей, вероятно, знакомы такие расхожие марксистские понятия, как капиталистическая эксплуатация, железный закон заработной платы, превращение человека в товар, присвоение прибавочной стоимости владельцами средств производства, зависимость идеологической надстройки от экономического базиса и тому подобная коммунистическая фразеология. Но что лучше всего иллюстрируют эти понятия?

Экономическая эксплуатация – феномен, хорошо известный на Западе; но и там нет такого общества, в котором людей «эксплуатировали» бы более жестко, систематично и откровенно, чем советских рабочих. Правда, прибыль от этого в Советском Союзе идет не в пользу частного предпринимателя или капиталиста. Эксплуататор – само государство или те, кто контролирует аппарат принуждения и власти. Эта контролирующая сила – будь то партийные деятели, или бюрократы, или и то и другое вместе – больше похожа на капиталистов из марксистской мифологии, чем реальные капиталисты современного Запада. Рабочие на самом деле получают лишь такой минимум пищи, крова, одежды, развлечений и образования, чтобы они могли производить максимальное количество товаров и услуг, предусмотренных государственным планом. Остальное присваивается в качестве прибавочной стоимости намного проще и аккуратнее, чем на Западе, где нет планирования. Заработная плата регулируется самым «железным» из всех возможных законов – потребностью в продуктах. Экономическая эксплуатация осуществляется здесь в чистом виде, в «лабораторных» условиях, не мыслимых в Западной Европе или в Америке[356]. Именно в Советском Союзе официальные постановления, лозунги, идеалы меньше всего соответствуют реальности. Именно здесь поддерживаемые властью интеллектуалы – это своего рода лакеи правящей элиты (некоторые из них пассивны и инертны, другие полны циничного удовлетворения и гордости за свою изобретательность). Именно в Советском Союзе куда явственнее, чем на Западе, идеология, литература и искусство служат дымовой завесой, скрывающей жестокости, средством ухода от реальности, в которой творятся преступления, или «опиумом для народа». Именно в Советском Союзе государственная религия (ею и стал закосневший «диалектический материализм» официальных советских философов) – не что иное, как сознательно используемое оружие в борьбе с внутренним и внешним врагом; философия, уже и не претендующая на статус «объективной истины».

Материалистическая философия учит, что экономика определяет общественную жизнь и диктует взаимоотношения людей в системе производства, тогда как культурные феномены – религия, политика и мораль, юридические и политические институты, литература, искусство, естественно-научные представления – принадлежат к различным уровням «надстройки», то есть обусловлены «базисом». Эта известная, широко признанная и влиятельная доктрина едва ли в точности описывает какое-либо из существующих обществ или исторических периодов. Все попытки истолковать социальные явления, исходя из нее[357], наталкивались на огромное число исключений, объяснить которые можно было лишь с натяжками, что придает построениям аморфность и ограничивает возможности их применения. Однако в советском обществе марксистской теории беззаветно преданы. Там каждому ясно, что именно входит в базис, а что – в надстройку. Писатели и архитекторы могут не питать иллюзий по поводу того, какой уровень пирамиды они занимают. Экономические, военные и другие «кадры» должны полностью определять жизнь, поскольку таково их предназначение. Эта ситуация порождена не реальностью, а тщательной и искусной инженерией, с помощью которой Сталин и его чиновники преобразили Российскую империю.

Поразительная ирония истории: категории и понятия, придуманные для описания западного капитализма, оказались более всего пригодными для характеристики его заклятого врага. Вряд ли это лишь случайность, lusus historiae[358]. Каждому, кто изучал историю русской революции, известно, что самые глубокие разногласия большевиков и ортодоксальных марксистов – меньшевиков – сводились к вопросу о возможности немедленного перехода к социализму. Меньшевики считали, что согласно марксистской теории, как бы ее ни интерпретировали, подлинный социализм можно установить лишь в обществе, достигшем высшей ступени индустриализации, где организованный пролетариат составляет большинство и где нарастающие экономические «противоречия» толкают пролетариат на «экспроприацию экспроприаторов». В Российской империи этой стадии не достигли. Но большевики, главным образом под воздействием Троцкого, заявили, что надо не полупассивно ожидать, пока весь необходимый процесс будет завершен при капитализме (то есть буржуазной республике), оставляя рабочих не защищенными от свободной игры «истории», «природы» и т. д., а взять весь процесс под контроль пролетарской диктатуры. Тогда Россия сможет пройти через стадии, предполагаемые «диалектикой истории», в тепличных условиях, регулируемых коммунистической партией. Подразумевался знаменитый «переходный» период диктатуры пролетариата – искусственный и контролируемый эквивалент «естественного» развития капитализма на Западе. Обе дороги вели к развитому коммунизму, но русский путь казался менее болезненным, поскольку капризы «природы» исключались; люди, вооруженные марксистской теорией, могли контролировать собственную судьбу, облегчая тем самым «родовые муки» истории. Если, подобно Ленину, фанатично верить в марксизм, не имеет значения тот факт, что марксистский анализ не слишком убедительно описывает даже западный капитализм, для объяснения которого он и был создан. Если модель не соответствует фактам, нужно добиться, чтобы факты соответствовали модели. В России 1917 года капитализм был развит недостаточно, а пролетариат слаб. Однако требовалась верность диалектике истории. Если не исходить из того, что марксистская теория основана на чудовищной ошибке, то спасение невозможно представить без капиталистической фазы развития. Поэтому ее нужно синтезировать искусственно.


Еще от автора Исайя Берлин
Философия свободы. Европа

Со страниц этой книги звучит голос редкой чистоты и достоинства. Вовлекая в моральные рассуждения и исторические экскурсы, более всего он занят комментарием к ХХ столетию, которое называл худшим из известных. Философ и историк, Исайя Берлин не был ни героем, ни мучеником. Русский еврей, родившийся в Риге в 1909 году и революцию проживший в Петрограде, имел все шансы закончить свои дни в лагере или на фронте. Пережив миллионы своих земляков и ровесников, сэр Исайя Берлин умер в 1997-м, наделенный британскими титулами и мировой славой.


Северный Волхв

«Северный волхв» (1993) – последняя прижизненная книга британского мыслителя Исайи Берлина (1909–1997), которая входит в цикл его исследований, посвященных центральным фигурам контр-Просвещения: Жозефу де Местру, Джамбаттисте Вико и Иоганну Готфриду Гердеру. Герой книги Берлина Иоганн Георг Хаманн (1730–1788, полузабытый современник Канта, также, как и он, живший в Кёнигсберге, предстает в его эссе не столько реакционером и хулителем идеи автономного разума, сколько оригинальным мыслителем, ставшим предшественником основных тенденций философии нашего времени – идеи лингвистической природы мышления, неразрывности и взаимопроникновения природы и культуры, аффективных основ познания и множественности типов рациональности.


Встречи с русскими писателями в 1945 и 1956 годах

В 1945 году, впервые после того, как 10-летним мальчиком он был увезен из России, Исайя Берлин приехал в СССР. В отличие от, увы, многих западных интеллигентов, наезжающих (особенно в то время) в Советский Союз, чтобы восхититься и распространить по всему миру свой восторг, он не поддался ни обману, ни самообману, а сумел сохранить трезвость мысли и взгляда, чтобы увидеть жесткую и горькую правду жизни советских людей, ощутить и понять безнадежность и обреченность таланта в условиях коммунистической системы вообще и диктатуры великого вождя, в частности.


Рекомендуем почитать
Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Шакьямуни (Будда)

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Рембрандт ван Рейн. Его жизнь и художественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Вольтер. Его жизнь и литературная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Андерсен. Его жизнь и литературная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Старовойтова Галина Васильевна. Советник Президента Б.Н. Ельцина

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.