История Спарты (период архаики и классики) - [66]

Для Геродота данное мероприятие спартанцев было настолько масштабным событием, что он даже назвал его "первым походом в Азию лакедемонских дорийцев". Геродот приводит подробный рассказ об этих событиях. Его информация, по-видимому, зиждется на вполне надежных источниках: местной самосской традиции и семейной традиции спартанца Архия, погибшего на Самосе (III, 55). Поводом к военному вмешательству послужило обычное в таких случаях обращение к Спарте политических противников тирана, самосских аристократов, а официальным мотивом - месть за пиратскую деятельность Поликрата, от которой пострадали, в частности, и спартанцы (III, 44-46).

Геродот рассказывает, что спартанцы, высадившись на Самосе, легко захватили весь остров, кроме самого города, к осаде которого они и приступили. Однако, по словам Геродота, "после сорокадневной безуспешной осады города Самоса они отплыли назад в Пелопоннес" (III, 56). Таким образом, их первый поход на Восток фактически окончился неудачей. Очевидно, спартанцы настолько вяло вели военные действия на Самосе, что ходили даже слухи, будто спартанское командование было подкуплено Поликратом. Геродот считает эту версию недостоверной (III, 56), хотя, с другой стороны, спартанская история буквально наполнена эксцессами подобного рода, которые свидетельствуют о сильной коррумпированности спартанской политической элиты.

Зачем же спартанское правительство решило вмешаться в дела Самоса, с которым до того у Спарты не было никаких трений, а вмешавшись, так вяло проводило военную кампанию? Здесь возможно несколько объяснений. Отчасти борьбу с Поликратом можно рассматривать и как очередное звено в принципиальной антитиранической политике Спарты (Her. I, 59; Thuc. I, 18; 122, 3; V, 59, 5; Plut. De mal. Her. 21-22)[008_141]. Однако в эту схему никак не укладываются отдельные факты, например заступничество Спарты за Гиппия, изгнанного тирана Афин (Her. V, 91). Очевидно, вмешательство Спарты в дела Самоса, кроме принципиальных идеологических моментов, важных для общественного мнения, объясняется главным образом давлением Коринфа, самого влиятельного после самой Спарты члена Пелопоннесского союза. Геродот прямо говорит, что "коринфяне со своей стороны содействовали тому, чтобы поход против Самоса состоялся" (III, 48). Надо заметить, что вообще большинство внешнеполитических инициатив Спарты, даже таких важных, как Пелопоннесская война, во многом инициировались Коринфом. Торговые интересы Коринфа очень страдали от владычества на море пиратского флота Поликрата, который господствовал в Эгейском море и "разорял без разбора земли друзей и врагов" (Her. III, 39)[008_142]. Коринф, кроме того, был встревожен дружескими связями, которые установились между Самосом и его непокорной колонией Керкирой (Her. III, 48-49; Plut. De mal. Her. 22). Можно согласиться с мнением Г. Гранди, что здесь, как и во многих других случаях, инициатива принадлежала Коринфу[008_143]. Но, с другой стороны, ошибочно было бы рассматривать Спарту только как пассивный объект коринфских внешнеполитических инициатив. Поход на Самос, конечно, свидетельствует о желании Спарты расширить круг своих союзников и сделать данный остров спартанским агентом влияния на Востоке.

Но рост могущества Персидской державы и ее активная экспансия в Малую Азию заставили Спарту на время отказаться от каких-либо военных авантюр на Востоке. Так, спартанцы решительно отказались помочь восставшим в 499/8 г. ионийцам, которые могли рассчитывать на успех только в случае эффективной помощи со стороны метрополии. Однако их обращение к Спарте, наиболее сильному в военном отношении государству, оказалось тщетным (Her. V, 49-51). Спартанцы были не в состоянии и не хотели ввязываться в эту весьма сомнительную и опасную с их точки зрения авантюру, которая могла навлечь на них гнев Великого царя, тем более что во главе Ионийского восстания, по большей части, стояли тираны, ставленники самих персов. Один из них, Аристагор, тиран Милета, прибыл в Спарту и лично попытался убедить царя Клеомена начать военные действия против Персии. Он даже привез с собою медную доску с картой Персии и объяснил Клеомену, что народы, населяющие Персидскую империю, "гораздо богаче всех остальных: прежде всего - золотом, потом - серебром, медью, пестрыми одеждами, вьючными животными и рабами" (Her. V, 49). Тем не менее, согласно Геродоту, Клеомен немедленно прервал переговоры, узнав, что путь от побережья Малой Азии до Суз преодолевается за три месяца (V, 50). Ведь любому спартанцу было понятно, что армия, удалившись так далеко от морского побережья, вряд ли останется боеспособной.

Даже если предположить, что царь Клеомен лично был за оказание помощи ионийским грекам[008_144], он не мог быть уверен в том, что члены Пелопоннесского союза Коринф и Эгина, обладающие флотом, последуют примеру Спарты. Флоты этих государств (хотя они и считались значительными в Греции) никак не могли равняться с финикийским флотом, который специально предназначался Великим царем для охраны малоазийского побережья. Момент для вмешательства в восточные дела был неудачен еще и потому, что именно тогда Спарта стояла на пороге военного конфликта со своим старым наследственным врагом Аргосом. Для войны же на два фронта Спарта не имела необходимых материальных и людских ресурсов.