История советской литературы. Воспоминания современника - [2]

Скромный, интеллигентный человек, он рассказывал мне о своем детстве, о родителях, о товарищах по Литературному институту имени ни А.М.Горького, в котором особо дружил с Константином Симоновым. У них даже в год окончания института — 1939 — вышла совместная книга. Называлась она «Луганчане», то есть как бы посвящалась землякам Матусовского: ведь он был родом из Луганска. Там он окончил строительный техникум, там же начал писать стихи.

— В Москву я приехал с целым чемоданом стихов, полагая, что завалю все редакции своими сочинениями. Но уже на первых семинарах в литературном институте товарищи моя не очень-то оценили результаты моей плодотворной творческой деятельности: надавали таких подзатыльников и зуботычин, что я долго не мог прийти в себя….

Из многих его рассказов о себе особо запомнился этот…

Однажды в его комнате раздался телефонный звонок.

Женский голос сообщил: «С вами будет говорить Маршак».

Самуила Яковлевича он нередко встречал на общих выступлениях перед читателями, но близко не был знаком. И потому было неожиданно, что Маршак лично звонят ему.

— Снимаю трубку и слышу: «Дорогой мой, хочу попросить вас об одной любезности. Не в службу, а в дружбу. Сегодня у меня назначена встреча с читателями на избирательном участке. Но подводит сердце. Не могли бы вы меня выручить и выступить вместо меня?»

— Я оторопел, — продолжал Михаил Львович. — Заикаясь, ответил, готов хоть сейчас. Но вопрос в другом: согласится ли публика на такую замену?

— Не понимаю, — подал голос Маршак.

— Ну как же. Избиратели, прочитав в пригласительных билетах о встрече с Маршаком, приведут с собой детей. И что я с ними буду делать?

— Это исключено, — категорически заявил Самуил Яковлевич. — В билетах ясно указано: встреча с избирателями, а не с детьми избирателей. Я очень рад, голубчик, что вы быстро откликнулись на мою просьбу.

— В назначенный час я приехал по указанному адресу на избирательный участок. И только приоткрыл парадную дверь, понял, что был прав: подъезд был наполнен детским писком, напоминавшим птичьи базары. Молодые люди пришли на встречу с автором «Мистера Твистера» и «Человека рассеянного». Для меня это была первая встреча с подобной аудиторией.

И вот я появился на сцене. И первое, что услышал, был детский голосок: «Смотри, дядя Маршак приехал». Я тут же, наверное, напрасно отреагировал: «Ребята, я — не Маршак».

Зал оглушительно откликнулся стоном разочарования.

Тут же я поправился: «Но я тоже пишу стихи и сейчас прочту вам их».

Но зал уже не реагировал на мое предложение. Он продолжал неодобрительно шуметь, гудеть, а некоторые сорванцы даже пробовали освистать «лже-Маршака».

И как я ни пытался увлечь ребят своими смешными, как мне казалось, историями, этого сделать не удалось…

Вечером того же дня я позвонил секретарше Самуила Яковлевича, справился о его здоровье. Узнав, что ему лучше, я попросил передать Самуилу Яковлевичу, что в следующий раз охотно выполню любую его просьбу кроме одной, никогда не буду замещать Маршака.

3

Поэт Владимир Павлович Туркин рассказывал, как однажды в Доме литераторов, где он сидел за ресторанным столиком и вкушал закуску с небольшим графинчиком «Столичной», подошел к нему Павел Николаевич Шубин и попросил налить рюмочку. За это обещал поведать одну из самых интересных историй, случившихся с ним в жизни.

Но прежде, чем он расскажет эту историю, хочу в свою очередь сказать, что о самом Павле Николаевиче Шубине я услышал из уст Александра Александровича Коваленкова, который вел в Литературном институте семинар поэзии, а я работал доцентом кафедры советской литературы.

Так вот Александр Александрович вспомнил, как однажды лунной ночью, на прогулке Шубин читал:

… Мы в сад входили. От незримых дел

Он, словно улей, целый день гудел:

Дрались жуки, за мухой стриж летел,

Шли муравьи войной в чужой предел.

Давным давно, ветрами обнесен,

Замолк тот сад. Но памятью спасен.

Как первый вздох, как звон души сквозь сон

В моей душе не умолкает он…

— Прочитав эти строки, — говорил Коваленков, — Шубин пошутил: «Смотри, в лесу ни одна елка не шелохнется. Заинтересовались елки».

— Они глядят на тебя и удивляются: откуда что берется? — подхватил шутку Коваленков.

На это Шубин серьезно сказал:

— Берется от них, от земли, по которой мы с тобой топаем…

Но вернемся в ресторан Дома литераторов.

Туркин исполнил его просьбу и услышал из уст Шубина следующее. — Ты же знаешь, Володя, какое впечатление на слушателей изводят мои стихи?! Люди буквально обалдевают и потому почти не контролируют свои поступки. Точно так повела себя кают-компания на академическом судне, куда пригласили меня на встречу. Я был в ударе. Люди провозглашала тосты в мою честь. Вино, как сказано, лилось рекой, сосед наливал соседу, не забывали и меня грешного. И не помню, как все завершилось и чем все закончилось в кают-компании.

Только чувствую, что-то ласковое гладит мне щеку. Открыл глаза. Это луч солнца, проникнув через штору, оказался на моем лице. Приподнялся. И мне стало не по себе: мои слушатели спали, да так, словно были без чувств.

Я поднялся. Потихоньку выбрался на свежий воздух. Такого ясного неба не видел никогда. Солнце было горячим. Я глянул вперед по курсу и… О, ужас! Мы мчались прямо на какой-то песчаный остров, окаймленный темным лесом из пальм и кокосов. Поднимать команду нет смысла. Да и вряд ли это можно было сделать.