История смерти. Как мы боремся и принимаем - [12]
В «темные века» европейской истории отношение к эвтаназии резко изменилось. В связи с кардинальным религиозным переосмыслением человеческой природы люди стали мыслиться в первую очередь как божественные создания и «носители» первородного греха. Главной задачей средневекового человека было искупить его через физическое страдание — так, как это сделал Иисус Христос. В средневековой культуре подобное искупление получает название «Imitatio Christi»; под изображением Христа понималось самоотречение, борьба со страстями и грехом. В такой логике процесс умирания превращался в искупительную практику. Прежнему пониманию «хорошей смерти» как безболезненной и быстрой процедуры места не остается. В середине XIII века философ Фома Аквинский в своей «Сумме теологии» закрепил и осуждение самоубийства (в том числе эвтаназии), сформулировав основные схоластические аргументы «против». Самоубийство, по Аквинскому, — не просто страшный грех. Оно онтологически противоречит естественной склонности человека к самосохранению. Философ полагал, что самоубийца выступает против своей природы, заданной Богом, и против мироустройства в целом.
После Реформации представления об эвтаназии вновь изменились. Философы новой эпохи указывали на зыбкость границ между мученичеством, жертвенностью и самоубийством и ссылались на жизнеописания библейских героев. В XVII веке к этим вопросам обратился английский поэт, юрист и священник Джон Донн, который структурировал существующую дискуссию в своей работе «Биатанатос». Обращаясь к Священному Писанию и работам Августина Блаженного, Донн проанализировал исторические кейсы самоубийств с правовой точки зрения. Он пытался разобраться, например, чем было самопожертвование плененного Самсона, который обрушил на себя и своих врагов каменную крышу дворца? Разве это не самоубийство: «Умри, душа моя, с филистимлянами!»? Постепенно автор подводил читателей к главному историческому кейсу — смерти Иисуса Христа. Донн полагал, что Христос не просто добровольно дал себя убить: он упорно искал смерти и нисхождения в ад, чтобы освободить души праведников и открыть им райские врата. А значит, Иисус вполне может считаться самоубийцей. Главный вопрос, который формулирует Донн, звучит так: в чем кардинальные отличия между альтруистическим и эгоистическим самоубийством? Почему мы поощряем одно и осуждаем другое? С этих вопросов начинается третий этап в дискуссии вокруг эвтаназии, длящийся до середины XIX века.
Интерес к теме самоубийства и эвтаназии в новое время был следствием расцвета европейской гуманистической философии, ковавшей новый проект человеческой личности. Общество бурно обсуждало фундаментальные проблемы вроде прав личности, свободы воли, злой или доброй природы человека. Философы того времени еще не видели разницы между самоубийством и эвтаназией, и их дискуссия по этим вопросам была всего лишь составной частью куда более фундаментальных споров о взаимоотношениях государства, церкви и месте человека в меняющемся мире. Кроме того, философы Нового времени активно черпали идеи из античной культуры и часто воспроизводили и развивали наследуемые категории. Например, все ту же категорию «достоинства» — на новом витке истории мыслители пытались ответить на вопрос: а что вообще значит «жить достойно»?
Одним из первых защитников эвтаназии в новую эпоху стал знаменитый юрист и философ Томас Мор. В своем политическом трактате «Утопия», написанном в 1516 году, он предложил умерщвлять безнадежно больных граждан, если они этого просят. Для ярого католика Мора эвтаназия была возможна только с одобрения священников и магистрата. Спустя почти век его аргументы развил английский философ Фрэнсис Бэкон, опубликовавший в 1605 году работу под названием «Совершенствование обучения». В ней он дал определение эвтаназии и определил ее связь с медициной [44]. Он заметил, что эвтаназия вполне укладывается в обязанности медика, ведь его функция не только в том, чтобы излечивать, но и в том, чтобы облегчать страдания. Кроме того, Бэкон разграничил подготовку души к вечной жизни и способы обращения со страдающим телом: боль последнего, по его мнению, для души бессмысленна. Здесь он следовал логике своего современника, философа Рене Декарта, который предлагал разделять в человеке тело и душу, а природу боли связывал не с необходимостью нести ответственность за первородный грех, а с обыкновенной физиологией.
