История штурмана дальнего плавания - [5]

После военного лихолетья люди, пережившие ужасы войны, в большинстве своём стали более приветливыми друг к другу, относились, как правило, по принципу — все люди братья. Нельзя забыть, например, как в первые годы после оккупации перемещались между селениями группы ходоков, в основном женщины и подростки. Все двигались исключительно пешком по причине отсутствия транспорта. Некоторые шли с целью обмена своих вещей на продукты, другие — в поисках родственников или временной работы в виде вскапывания огородов и т. п. Будущему штурману довелось неоднократно проделывать самостоятельно пеший путь от одного дедушки из станицы Натухаевской, к другому в аул Суворово-Черкесский, а через некоторое время идти обратно. За период таких переходов ноги уставали, разумеется, чрезмерно. По примеру взрослых приходилось иногда проситься на ночлег в промежуточном из селений — в этой связи запомнились, например, колхоз им. Кагановича, бывшее здание мельницы в г. Анапа. Принимая подобных ходоков переночевать, люди безвозмездно оказывали им всегда посильную помощь — какой-то ужин и незадачливую постель, как правило, на полу.

В вагоне дальнего следования, где вскоре образовались группы пассажиров-попутчиков, воцарилась аналогичная дружеская атмосфера, появился общий стол питания с чаепитием — выкладывали все, каждый свои запасы продуктов по варианту «чем богат, тому и рад». А такого богатея, как горе-путешественник, едущего полуголодным, также приглашали к общему столу. Отказываться не приходилось, хотя его аварийный запас, четвертинка солёного сала, оказался при этом никем не востребованным. К концу пути, уже на подъезде к городу Бийску, такой «аварийный» запас, хранившийся всё время без холодильника, принял крайне неприглядный вид — пришлось его выбросить. Впереди наконец-то пункт назначения и долгожданная встреча с родной матерью.

Местный поезд из Новосибирска, значительно упрощённый по сравнению с поездом дальнего следования, аналогичному «500-му весёлому», доставил нас за двое суток к центральному вокзалу города Бийска. Прибыли в первой половине дня. Тепло распрощавшись со своими оставшимися попутчиками, разделившими истинно по-братски совместное наше проживание на всём пути следования, отправился налегке, с небольшим дорожным чемоданчиком, отыскивать по адресу на конверте заветный район Мочище, где проживает, оказывается, моя мать. После продолжительного переезда этот последний участок пути, конечно, уже не обременял. Ноги, несколько отвыкшие от нормального движения, шагали легко. Настроение приподнятое, праздничное.

Почему-то невольно вспомнился совместный с матерью переход из Суворово-Черкесска в Натухаевскую на второй день после прохода передовой линии фронта. Шли напрямую через Чембурку. Уже недалеко от станицы, в районе виноградников, с двух сторон окаймлявших достаточно продолжительный участок дороги, встретили фанерный трафарет на палке «Мины». На обочине в качестве примера лежало несколько плоских, круглых металлических коробок с удобными ручками для транспортировки — немецкие противотанковые мины, без запалов. Обезврежены нашими сапёрами. Как же пройти нам этот участок? Мы знали, что от давления ноги солдата или обычного пешехода такие мины не срабатывают. А если среди них окажется противопехотная мина — для поражения, например, выбравшегося из танка экипажа? Мать решилась преодолеть опасный участок, осторожно подбирая места для каждого очередного шага, и приказала мне следовать на шаг позади, ступая строго «нога в ногу», на те места, куда ступала её нога. Такая осторожность, конечно, не была напрасной, хотя в случае взрыва любой из мин, безусловно, пострадали бы или погибли мы оба.

Моё появление у дома матери было настолько неожиданным, без какого-либо упреждающего извещения, что можно, казалось, повторно писать картину маслом Репина И.Е. «Не ждали. 1884–1888». Встретила она меня очень радостно — отмыла после такой продолжительной дороги, сытно накормила и уложила на чистой постели спать на свежем воздухе — под тремя берёзами, растущими во дворе. Проспал непрерывно сладким сном, без колесного стука и гомона пассажиров, почти сутки.

Со своим избранником Фёдором, они проживали в юго-западной части города, на окраине, в полуземлянке — ступеньки вниз, окна на уровне земли. Ничего примечательного. Мать была домохозяйкой, а Фёдор — кузнецом, трудился на заводе по выпуску сельскохозяйственных машин. Большую часть своего времени я проводил потом на новеньком велосипеде Фёдора (пока он был на работе), знакомясь с этим удивительным сибирским городом, где столько различных заводов, оставшихся со времени великого переселения в первый год войны. Казалось, если окружить этот город крепостной стеной, то он сможет значительное время себя обеспечивать самостоятельно всем необходимым — хлебный и пивной заводы, мясокомбинат, машиностроительный и вагоноремонтный заводы, целый ряд других промышленных предприятий, своя тепловая электростанция. Этот город оказался большим тружеником.

В процессе знакомства с его достопримечательностями обнаружил в одном из книжных киосков интересную коллекцию почтовых марок (позже мать выделила деньги на её приобретение). Жизнь протекала спокойно. Нередко простаивал на мосту через реку Бию, наблюдая, как ребята постарше ныряли в её ужасно холодную воду. Однажды крайне не повезло — переднее колесо велосипеда попало на переезде в железнодорожную колею и застряло. При остановке движения колесо повернулось на бок из-за недостаточного роста велосипедиста, и образовалась сильная «восьмёрка». Теперь явно такое повреждение обнаружит Фёдор, который нередко в выходные дни на велосипеде выезжал в близлежащую деревню к своим родственникам. Но это, как позже стало известно, совсем мелочное событие по сравнению с теми жизненными потрясениями, которые вскоре всем троим нам придётся перенести.