История Сэмюела Титмарша и знаменитого бриллианта Хоггарти - [43]

На фирму «Абеднего и Сын» тоже обрушилось всеобщее негодование, и, по совести сказать, я и по сей день не знаю, какие такие дела связывали этих господ с мистером Браффом. По книгам стало известно, что мистер Абеднего получал от Компании крупные суммы, но он предъявил документы, подписанные мистером Браффом, из коих явствовало, что и сам Брафф, и Западно-Дидлсекское общество задолжали ему и того больше. В день, когда меня вызвали на допрос в суд по делам о банкротствах, я повстречал там мистера Абеднего и обоих господ с Хаундсдича, которые показали под присягой, что мистер Брафф и фирма у них кругом в долгу, и подкрепляли свои претензии громким криком и самыми страшными клятвами. Но фирма «Джексон и Пэкстон» выставила против них того самого сторожа-ирландца, который считался виновником пожара, и дала понять, что, если господа иудеи будут настаивать на своих требованиях, у фирмы есть все основания подвести их под петлю. После этого Абеднего с компанией и след простыл, и больше речь об их потерях не заходила. Я склонен думать, что когда-то наш директор взял у Абеднего деньги, дал ему акции в качестве гарантии и обеспечения, а потом вдруг ему пришлось выкупить их за наличные и тем самым он ускорил погибель и свою собственную, и всего предприятия. Нет нужды перечислять здесь все компании, с которыми был связан Брафф. Та, в которую поместил свои деньги злосчастный Тидд, выплатила акционерам менее двух пенсов за фунт, а прочие и того не заплатили.

Что же до нашей Западно-Дидлсекской… когда меня — главного конторщика и бухгалтера в последнюю пору ее существования — доставили из Флитской тюрьмы в суд, чтобы снять с меня показания, ну и сцена же там разыгралась!

Бедная моя женушка, которая была уже на сносях, пожелала непременно меня сопровождать на Бейсингхолл-стрит; и честный Гас Хоскинс, мой преданный друг, тоже. Видели бы вы, какая там собралась толпа, слышали бы, какой поднялся шум и гам при моем появлении!

— Мистер Титмарш, — обратился ко мне судья наиязвительнейшим тоном, — мистер Титмарш, вы были доверенным лицом мистера Браффа, главным его конторщиком и держателем весьма солидного пакета акций Компании, так?

— Только номинальным держателем, сэр, — отвечал я.

— Ну, разумеется, только номинальным, — презрительно подтвердил судья, оборотясь к своим коллегам. — Ловко придумано: ухватить свою долю награбленного, то бишь барыша, в этой бессовестной спекуляции, а потом увильнуть от ответственности за потери, отговорясь тем, что акции были ваши только номинально.

— Гнусный злодей! — выкрикнули из толпы. Это оказался разгневанный капитан в отставке Спар, наш бывший акционер.

— К порядку! — возгласил судья.

А тем временем Мэри, бледная как смерть, с тревогой переводила взгляд с него на меня. Гас же, напротив, был красен как рак.

— Мистер Титмарш, — продолжал судья, — я имел удовольствие получить из суда по делам о несостоятельности перечень ваших долгов. И обнаружил, что вы задолжали солидную сумму знаменитому портному мистеру Штильцу; а также известному ювелиру мистеру Полониусу и, кроме того, модным портнихам и модисткам. И все это при жаловании двести фунтов в год. Надобно признать, что для столь молодого человека вы времени не теряли.

— Разве об этом речь, сэр? — спросил я. — Разве я здесь затем, чтобы отвечать за свои частные долги, а не затем, чтобы рассказать, что мне известно о делах Компании? Что до моего в ней участия, сэр, то у меня есть матушка и сестры…

— Чертов висельник! — выкрикнул капитан.

— Призовите к порядку этого молодчика! — распетушился Гас.

Ответом был взрыв хохота, и это придало мне храбрости.

— Моя матушка, сэр, — продолжал я, — четыре года назад получила в наследство четыреста фунтов и спросила совета своего поверенного мистера Смизерса, как ими получше распорядиться; а так как в те поры только что было учреждено Западно-Дидлсекское независимое страховое общество, она и вложила в него эти деньги, дабы получать ежегодную ренту, а я получил там место конторщика. Вы, может статься, почитаете меня закоренелым преступником оттого, что я заказывал платье у мистера фон Штильца. Но навряд ли можно говорить, что девятнадцати лет от роду я был посвящен в дела Компании, в которую меня приняли двадцатым конторщиком, да и то лишь потому, что матушкин вклад пошел как бы в уплату за мое место. Так вот, сэр, процент, предложенный Компанией, был столь соблазнителен, что моя богатая родственница поддалась уговорам и купила некоторое количество акций.

— А кто уговаривал вашу родственницу, нельзя ли узнать?

— Не могу не признаться, сэр, — отвечал я, заливаясь краской, — что я сам написал к ней письмо. Но возьмите в расчет, сэр, что родственнице моей было шестьдесят лет, а мне двадцать один. Она размышляла над моим предложением не один месяц и, прежде чем согласиться, советовалась со своими поверенными. И подстрекнул меня на это мистер Брафф, это он продиктовал мне письмо, а я в те поры почитал его богачом не хуже самого Ротшильда.

— Ваша родственница положила свои деньги на ваше имя, а вас, мистер Титмарш, ежели я не ошибаюсь, в награду за эдакую услугу, за то, что вы помогли их заполучить, спешно перевели, в обход двенадцати ваших сослуживцев, на более высокую должность.