История сексуальности 4. Признания плоти - [131]
Императив знания индивидов. Тот, кто ведет за собой общину, должен знать каждого ее члена, и каждый член общины должен иметь возможность препоручить ему себя: когда слабых одолевает искушение, они должны искать убежища у своего пастыря, прибегая к нему «как младенцы на материнское лоно»>[[1024]>]. Но в то же время пастырь должен выяснять, пусть даже и незаметно для верующих, что они скрывают, от других или от самих себя. Он должен, по слову Иезекииля, прокопать стену и открыть потайную дверь[1025], то есть «проницательным разысканием раскрыть» внешнее поведение грешников, дабы «дознать грубость и закоренелость души в скрытных преступниках»[1026]. Извлечение вольно или невольно скрываемых истин является частью отношений пастыря с его паствой.
Императив благоразумия. Сколь бы ни был пастырь привержен делам небесным, ему не следует упускать из виду земные реалии: он должен «быть чистым в своих помыслах и служить лучшим примером в своих действиях – быть разборчивым и в молчании и в словах»[1027]. Ему не следует говорить «необдумманно»[1028], проявлять излишнюю снисходительность или, наоборот, строгость[1029], быть слишком суровым, поступая, как те нерасторопные лесорубы, чья секира, слетев с рукояти, грозит поранить их же товарищей[1030]. Не отступая от приверженности чистоте вероучения, не уставая «погружаться в созерцательное размышление», пастырь должен помнить о потребностях «ближних своих» и «сострадать их нуждам»[1031].
Таким образом, пастырство есть связь, призванная служить формированию и передаче истины. Мастерство пастуха – его знание своего дела, сочетающее в себе предвидение и бдительность, – становится в христианской Церкви более точным и сложным знанием со своими правилами и методами, поскольку в рамках отношения пастыря к пастве ключевым механизмом становится истина в двойной форме соответствия вероучению, которое нужно знать и внушать, и исповедания личных тайн, которые нужно раскрывать и принимать в расчет, при необходимости назначая за них наказание индивиду и способствуя его исправлению.
Приложение 3
«Скажи грех, чтобы разрешить грех», – говорит святой Иоанн Златоуст во второй беседе о покаянии.
И далее напоминает, что Бог допросил Каина после его преступления. Разумеется, Бог не нуждался в ответе Каина, чтобы знать то, о чем уже взывал на земле голос крови. Он хотел лишь, чтобы убийца сказал: да, я убил. Он просил Каина признаться: homôs homologeis tauta[1032]. И именно потому, что Каин отказался признаться, заявив, что «он не знает», Бог его покарал. Стоит запомнить два выражения, употребленные святым Иоанном Златоустом. Поскольку Каин не заговорил о своем грехе первым, Бог отказывается не простить ему содеянное, но «призвать его к метанойе»: это значит, что отсутствие признания лишает Каина самой возможности покаяться, образумиться, отвратиться (или быть отвращенным) от совершенного преступления; нужно высказать свое преступление, чтобы от него отрешиться. Кроме того, в порядке следствия, Бог карает не столько само убийство, сколько бесстыдство {anaideia} Каина[1033]. Здесь важен термин anaideia: он относится к дерзости откровенного лжесловия; к отсутствию покаяния в совершенном преступлении; к противоречию, состоящему в том, что Каину стыдно признать то, что он не постыдился содеять; и наконец, к оскорблению Бога, который предоставил преступнику возможность быть прощенным[1034]. Бесстыдство непризнания превращает преступление против Авеля в оскорбление Господа – или, во всяком случае, грех против истины, которую следовало сказать Богу, перекрывает грех против крови, связывающей двух братьев.
В чем же состоит наказание за это бесстыдство? Закон крови безусловно требовал смерти виновного. Но Каин останется в живых – это и будет ему карой. Каин будет наказан тем, что станет на земле воплощением закона – nomos empsukhos: он должен будет ходить по всей земле как «живой закон», «столп движущийся», безмолвный, но издающий голос «звучнее всякой трубы». Phônê {голос} – знаменательное слово, то же, которое используется {Златоустом}, чтобы обозначить голос крови Авеля, пролитой на возделываемой земле; поскольку не прозвучало признания, которое могло бы заставить замолчать эту кровь, в наказании Каина всё еще слышится ее вопль. Но голос, phonê, раздающийся из уст Каина, обнаруживает два отличия от этого вопля. Он не требует смерти за смерть; наоборот, он говорит каждому человеку: не делай того, что сделал я. И, кроме того, он не является голосом пролитой крови и брошенного трупа; он обрел свое тело в Каине. За то, что Каин уклонился от признания, которое временно прекратило бы действие закона, он сам стал немолчным законом: тому, кто его убьет, отмстится всемеро. Объятый законом и неспособный отрешиться от него, он будет скитаться, «стеная» – stenôn, – по земле, вечно исторгая из себя крик закона, который могло бы прервать, но не прервало слово признания (homologia)
